Путём всея плоти

Батлер Сэмюель

— Что касается мирян, — отвечал Прайер, — да, ничего; по крайней мере, до тех пор, пока у нас нет строгой дисциплины, которую мы могли бы поддерживать с помощью послушаний и наказаний. Как овчарке охранять стадо, если ей не дозволено время от времени не только лаять, но и кусать? Но в отношении самих себя мы можем многое.

Во всё время разговора Прайер держался как-то странно, как будто постоянно думал о другом. Его взгляд блуждал, что Эрнест уже не раз замечал и прежде; он произносил слова о церковной дисциплине, но именно посвящённая дисциплине часть его монолога всё время как-то хитро исчезала после того, как он снова и снова подчёркивал, что относит её к мирянам, а не к духовенству; а один раз Прайер даже воскликнул раздражённо: «Да ну его, этот колледж духовной патологии». Что же касается духовенства, то из-под ангельских покровов прайеровых дискурсов

то и дело высовывалось довольно крупное раздвоенное копыто — в том смысле, что доколе оно, духовенство, остаётся теоретически безупречным, практические грешки — или даже грешища, если можно так выразиться, — не так уж и важны. Он явно нервничал — как человек, который хочет подступиться к некоему предмету, но не решается, и всё твердил (как он делал уже чуть ли не через день) об этом несносном отсутствии чётких определений относительно границ добра и зла и о том, что добрую половину пороков надо не запрещать, а скорее регулировать. Он распространялся также о преимуществах полного отсутствия сдержанности и намекал на какие-то таинства, в которые Эрнест ещё не посвящён, но которые много поспособствуют его просвещению, когда он их познает, а познает он их тогда, когда друзья сочтут его достаточно окрепшим.

Прайер часто бывал таким, но никогда ещё, казалось Эрнесту, не подходил так близко к тому, чтобы высказать суть, — а в чём суть, он понять до конца не мог. Беспокойство Прайера говорило само за себя, и Эрнест, наверное, очень скоро сам догадался бы обо всём, что Прайер имел ему сообщить, но тут разговор прервался из-за прихода посетителя. Мы так никогда и не узнаем, чем мог кончиться этот разговор, ибо в тот вечер Эрнест видел Прайера в последний раз в жизни. Возможно, тот собирался сообщить ему какие-то дурные вести относительно своей спекуляции.

Глава LX

Эрнест отправился домой и до обеда занимался изучением комментариев декана Алфорда к различным вариантам евангельских рассказов о воскресении Иисуса, следуя совету мистера Шоу и стремясь не к тому, чтобы доказать, что все они точны, а чтобы выяснить, точны ли они. Ему было не важно, к какому результату он придёт, но он был исполнен решимости к тому или иному результату непременно прийти. Дойдя до конца Алфордовых комментариев, он выяснил, что они приходят-таки к результату, именно же, что никому ещё не удалось привести все четыре рассказа в полное соответствие друг с другом, и что сам декан, не видя для себя шансов преуспеть лучше, чем его предшественники, советует принять всю историю на веру — а к этому Эрнест готов не был.

После обеда он пошёл погулять и вернулся только к ужину, в половине седьмого. Подавая ему ужин — бифштекс с пинтой крепкого пива, — миссис Джапп сообщила, что мисс Сноу будет очень рада принять его примерно через час. Новость его смутила, ибо в мыслях у него был такой разброд, что обращать кого бы то ни было ему нынче не хотелось никак. Покопавшись немного в себе, он, однако же, обнаружил, что, несмотря на постигшую его убеждения внезапную встряску, ему неудержимо хочется нанести этот визит, как будто ничего не произошло. Не пойти выглядело бы неприличным, ибо все знали, что он дома. И вообще, негоже вот так сразу менять свои убеждения о таком предмете, как свидетельства о воскресении Христовом, и вообще, не обязательно говорить с мисс Сноу именно об этом предмете именно сегодня, есть и другие предметы, о которых можно поговорить. Какие другие предметы? Эрнест почувствовал, как быстро и яростно забилось у него сердце, а его внутренний наставник подсказал, что думает он отнюдь не о душе мисс Сноу.

Что делать? Бежать, бежать, бежать — вот единственное спасение. Но бежал ли бы Христос? Если бы даже Христос не принял смерть и не воскрес из мёртвых, всё равно Он служит несомненным и непререкаемым примером для всех нас. Христос не убежал бы от мисс Сноу; Эрнест уверен в этом, ведь Он нарочно ходил среди блудниц и прочих людей сомнительной репутации. Ныне, как и тогда, задача истинных христиан — не праведников, но грешников призывать к покаянию [221] . Поменять жильё будет большим неудобством, а попросить миссис Джапп выставить мисс Сноу и мисс Мейтленд из дому он не может. Где граница? Кто достаточно хорош, чтобы жить с ним в одном доме, а кто недостаточно?

221

Ср. Мф 9:13; Мк 2:17; Лк 5:32.

А кроме того, куда податься этим бедняжкам?

Что же, гонять их из дома в дом, пока им негде будет главы преклонить? [222] Это нелепо; его долг очевиден: он сейчас же пойдёт к мисс Сноу и посмотрит, не сможет ли он побудить её изменить свой образ жизни; а если искушение окажется слишком сильным, он убежит — и он отправился наверх с Библией подмышкой и огнем пожирающим в сердце.

Мисс Сноу была очень хороша в своей аккуратной, чтобы не сказать скудно обставленной комнате. Над камином была приколота пара плакатиков с библейскими текстами, которые она, надо полагать, прикупила нынче же утром. Эрнесту было чрезвычайно приятно её видеть; войдя, он машинально положил на стол свою Библию. Едва успел он завести скромный разговор, то и дело вспыхивая от робости, как на лестнице раздались лёгкие и скорые шаги как будто не подвластного законам тяготения человека, который ворвался в комнату со словами «А вот и я — ничего, что я пораньше?» Это был Таунли.

222

Ср. Лк 9:58.

При виде Эрнеста у него вытянулось лицо. «Понтифик! Вы! Здесь! Ну, доложу я вам!»

Не берусь описывать суматошных объяснений между тремя собравшимися — довольно того, что менее минуты спустя Эрнест, пунцовый уже до невозможности, вылетел вон, унося с собой Библию и всё, с чем пришёл, глубоко уязвлённый сопоставлением себя с Таунли. Сбегая по лестнице к своей площадке, он услышал из-за двери мисс Сноу его раскатистый добродушный смех и проклял тот час, когда появился на свет.

Теперь его озарило, что коли уж не вышло с мисс Сноу, он вполне может повидать мисс Мейтленд. Он уже отлично осознавал, чего хочет; Библию же он оттолкнул от себя к другому краю стола. Она упала на пол, и он ногой пихнул её в угол. Это была та самая Библия, которую подарила ему на крещение любящая тётушка, Элизабет Оллеби.

Всё правильно, о мисс Мейтленд он знал очень мало, но невежественные молодые дурни, когда им приспичит, не склонны задумываться, а тем более вдумываться. Миссис Бекстер сказала, что мисс Мейтленд и мисс Сноу одного поля ягоды, а миссис Бекстер, скорее всего, осведомлена лучше, чем эта старая лгунья миссис Джапп. Шекспир сказал:

О Случай, как тяжка твоя вина! Предателя склоняешь ты к измене, Тобою лань к волкам завлечена, Ты предрешаешь миг для преступленья, Закон и разум руша в ослепленье! В пещере сумрачной, незрим для всех, Таится, души уловляя, Грех! [223]

223

«Лукреция», перев. Б. Томашевского.

Если вина случая велика, то насколько же больше вина случая, который полагают благоприятным, тогда как на самом деле ничего благоприятного в нём нет. Если без осторожности нет и доблести, то порочность без осторожности есть, и даже весьма.

Это произошло минут через десять после нашей последней встречи с Эрнестом. Видели, как из дома миссис Джапп выбежала испуганная, оскорблённая девушка, красная лицом и дрожащая, и поспешила прочь так скоро, как позволяло ей её возбуждённое состояние; а ещё через десять минут видели также, как из дома той же миссис Джапп выходили двое полицейских, а между ними брёл или даже, пожалуй, влачился наш невезучий друг Эрнест с остановившимся взглядом и мертвенно-бледным лицом, в каждой чёрточке которого запечатлелось отчаянье.

Глава LXI

Прайер оказался прав, когда предостерегал Эрнеста против необдуманных пастырских визитов. Он не ступил ещё дальше парадного миссис Джапп, и что получилось в итоге?

Мистер Холт нагнал на него страха телесного; мистер и миссис Бекстер едва не сделали его методистом; мистер Шоу пошатнул его веру в воскресение; чары мисс Сноу погубили — а если не погубили, то лишь благодаря чистой случайности, — его нравственность, а сам он хотел погубить нравственность мисс Мейтленд, в итоге нанеся самому себе серьёзный, непоправимый вред. Единственный жилец, от которого не произошло никакого вреда, был настройщик кузнечных мехов, посетить которого Эрнест не успел.