Путешественница
Шрифт:
– Я больше не стану донимать вас вопросом, зачем вы бежали, – как бы между прочим начал он, – но мне чрезвычайно любопытно узнать: зачем вы воротились?
Вопрос стал для Фрэзера неожиданностью. Заключенный на мгновение застыл, затем обернулся, поймал взгляд Грея и немного помолчал. Наконец Джейми Фрэзер улыбнулся.
– Майор, я полагаю, что ваше общество мне стоит оценить по достоинству. Поверьте, я не об ужине.
Впоследствии при мысли об этих словах Грей ухмылялся про себя. А в тот момент он растерялся и отпустил Фрэзера. Только поздней ночью, спросив себя о том же самом,
Что бы предпринял Грей, если бы Фрэзер не вернулся? Ответ был очевиден: прежде всего устроил бы слежку за всеми родственниками шотландца. Где же искать помощи и приюта, как не у родни? Грей был полностью убежден, что в этом и заключался ответ. Сам майор не участвовал в кампании усмирения Хайленда, он тогда проходил службу в Италии и во Франции, однако слышал много подробностей о ее проведении, к тому же по дороге в Ардсмьюир ему довелось увидеть немало ее последствий – пепелищ, разрушенных деревень и потравленных полей.
Приверженность горцев своему роду стала притчей во языцех; с учетом этого не оставалось сомнений, что любой из них предпочел бы заточение и все возможные кары для себя, но не опасность преследований со стороны англичан для родных.
Грей сел за стол, взял перо и вновь обмакнул в чернила.
«Ты ведь знаешь шотландскую храбрость, – написал он, добавив самому себе, что именно этот хайлендер выделялся этим качеством и между соплеменниками. – Чрезвычайно невелика вероятность того, что я мог бы силой или угрозами выпытать у Фрэзера, где находится золото, даже если оно есть на самом деле, а уж в противном случае никакие угрозы не подействовали бы. Поэтому я задумал действовать иначе и решил сблизиться с ним как с настоящим вожаком шотландских заключенных, чтобы попытаться в беседах с ним узнать какие-либо сведения. Честно сказать, пока что мои шаги не привели к особому успеху, однако полагаю, у меня имеется еще пара козырей в рукаве. Надеюсь, тебе не стоит объяснять, – аккуратно приписал он, – что мне не хотелось бы, чтобы все это дошло до начальства».
Не стоит обнадеживать их возможными сокровищами, вполне вероятно, вообще мифическими: разочарование при неудаче может привести к опасным последствиям. Однако при благоприятном исходе он вполне сможет успеть и подготовить подходящее донесение, и получить заслуженный приз – возможность вернуться из этой дыры к цивилизации.
«Итак, дорогой брат, обращаюсь к тебе за помощью в получении как можно более точных сведений обо всем, связанном с Джеймсом Фрэзером. Впрочем, умоляю сохранить это в тайне, чтобы никто не узнал о моих намерениях и не насторожился.
Заранее благодарю тебя за все возможное содействие, которое ты сумеешь оказать, поскольку уверен, что всегда могу на тебя положиться».
Он вновь опустил перо в чернильницу и подписался, изобразив в конце изящную виньетку:
«Твой покорный слуга и преданный брат,
– Мне говорили, заключенные болеют, – сказал Грей. – Я желал бы узнать, насколько плохи дела.
Ужин был съеден, беседа о литературе завершена. Настало время поговорить о деле.
Фрэзер сурово нахмурился. В руке он держал стакан хереса, но он так и не притронулся к вину за весь вечер.
– Так оно и есть. Дела весьма плохи. Болеет около шестидесяти человек, причем пятнадцать из них серьезно. – Он заколебался. – Мог бы я высказать просьбу?
– Я ничего не обещаю, мистер Фрэзер, но вы, разумеется, имеете право на пожелания, – официально ответил Грей.
Он и сам почти не притронулся ни к еде, ни к питью: аппетит у него почти пропал в предчувствии какого-то важного события.
Джейми задумчиво помолчал. Ему было очевидно, что он не сможет получить все желаемое, следовательно, нужно так сформулировать просьбы, чтобы получить основное, но при этом дать майору возможность не удовлетворить часть прошений.
– Нам требуются одеяла, как можно больше, больше тепла и больше еды. И лекарства.
Грей покрутил стакан и полюбовался на отблески каминного света, отражавшиеся в плескавшемся хересе. «Прежде всего обычные дела, – сказал он себе. – Все остальное потом».
– На нашем складе найдется не более двадцати одеял, но вы можете взять их для тяжелобольных. Но улучшить питание, подозреваю, невозможно. Наши запасы очень уменьшились из-за крыс и мышей, а кладовая два месяца назад обвалилась. У нас и так ограниченные возможности и…
– Речь не о том, чтобы увеличить паек, – быстро перебил его Фрэзер, – а скорее о типе пищи. Людям с больным желудком невозможно питаться овсянкой и хлебом из муки грубого помола. Можно ли найти этой пище какую-нибудь замену?
По закону каждому заключенному ежедневно полагалось по кварте овсянки и маленькая пшеничная булка. Еженедельно, по воскресеньям, тем, кто был занят тяжелым физическим трудом с рассвета до заката, для подкрепления сил дополнительно выдавали овсяный отвар и кварту мясной похлебки.
Грей вздернул брови.
– Что же вы предлагаете, мистер Фрэзер?
– Я думаю, что тюрьме выделяют средства на покупку солонины, турнепса и лука для воскресной похлебки?
– Средства-то выделяют, но мы сможем израсходовать их лишь в следующем квартале.
– В таком случае, майор, я предлагаю потратить эти деньги сейчас, чтобы обеспечить сносным питанием больных. А здоровые с охотой откажутся от своей доли мяса в будущем.
Грей задумался.
– А не ослабнут ли заключенные, если вообще не будут есть мяса? Вдруг они не смогут работать?
– Ну, тот, кто умрет, точно не сможет работать, – резко заметил его собеседник.
Грей хмыкнул.
– Это правильно. Но правильно и то, что еще здоровые недолго такими останутся, если долго будут питаться подобным образом. Увы, мистер Фрэзер, полагаю, что ваше предложение неосуществимо. Разумеется, это выглядит жестокостью, но по мне лучше предоставить больных воле божьей, чем рисковать здоровьем всех прочих.