Путешествие Демокрита
Шрифт:
Судья Сорах и стражники ворвались в хижину, развязали беглецов, и судья обратился к ним с грозной речью:
— Мало того, что вы осквернили святилище и обманули судью, вы еще похитили жрицу Милитты. Теперь вам не избежать позорной казни. Но, — повернулся судья Сорах к стражникам, — прежде чем отправиться в обратный путь, накормите их, чтобы они не испустили дух от голода.
Демокрит и Диагор, пораженные словами Левкиппа, ничего не могли понять. Что же затеял Левкипп?
Деркето потихоньку плакала.
Из возка Сораха мигом появилось прекрасное финиковое вино, дичь и просяной хлеб. Проголодавшиеся
Демокрит вопросительно поглядывал на Левкиппа, а Диагор — сочувственно на Деркето. Левкипп же молча наблюдал за всеми.
Вдруг они почувствовали запах гари, и хижина наполнилась едким дымом. Со всех сторон в нее пробивались языки пламени. Стражники бросились к пылающей двери, одежда и волосы у них загорелись, они с криком катались по полу.
Кто-то из разбойников поджег хижину. Она со всех сторон была обложена соломой и хворостом и вспыхнула, как большой костер.
— На помощь! На помощь! — кричал Демокрит, который силился поднять тяжелую плиту в полу. Наконец они общими усилиями приподняли ее и оказались в глубоком погребе, где было совершенно темно. Там еще можно было дышать, но скоро дым заполнил и подземелье. Ощупывая стены погреба руками, Демокрит и Диагор наткнулись на тяжелый ящик, закрытый крышкой.
— Здесь целый склад! — воскликнул Диагор, приподняв крышку и нащупав целую кучу денег и драгоценностей.
Но к чему теперь были эти богатства, когда дым грозил им гибелью.
— Сюда, ко мне! — вдруг закричал Демокрит.
Собрав последние силы, его товарищи по несчастью ползли в темноте на его голос. В том месте, где был Демокрит, откуда-то пробивался свежий воздух. Нащупав руками узкое отверстие, Демокрит понял: перед ними подземный ход наружу. Первым пролез в отверстие он сам, а за ним все остальные. В полном мраке двигались они по тесному проходу. Наконец впереди показался свет. Демокрит стремительно ринулся в отверстие и тут же скатился по крутому обрыву в мутную воду. Эго была река. Но он хорошо плавал и поэтому без труда добрался назад к выходу из подземелья и помог вылезти из него всем остальным. .
Когда наши путники добрались до дороги и осмотрелись, кругом было пусто, вставала луна, трещали в кустарнике цикады. Одежда на них была изорвана и вся в грязи, провизии никакой. И хотя Демокрит и Диагор захватили с собой деньги из сундука разбойников, до ближайшего города Харманды было стадиев четыреста. Три дня пути для пешеходов, а Деркето?
Но делать было нечего, надо было отправляться в путь. Левкипп, одетый в тяжелую персидскую одежду, медленно передвигал ногами и молчал. Остальные же горячо благодарили Демокрита за избавление от неминуемой смерти и удивлялись его находчивости и хладнокровию.
— Как удалось тебе, господин мой, найти выход из подземелья и как вообще ты узнал о его существовании? — допытывался Диагор.
— Все это очень просто, — улыбнулся Демокрит.
— Просто? — вскричала Деркето. — Но мы погибли бы без
— Я подумал, — отвечал Демокрит, — что в логове разбойников непременно что-нибудь припрятано, а так как хижина была совершенно пуста, то я стал искать тайник. Вот тут я и заметил плиту в полу хижины, ну, а потом уже не трудно было догадаться, что из подземелья должен быть второй выход.
— Как мог ты в такую минуту хладнокровно наблюдать и исследовать? — продолжала удивляться Деркето.
— Я ученый, милая девушка, и для меня важно все на свете, от самого незначительного явления до самого великого. Находить причины и сущность всего — большее счастье, чем восседать на троне персидского царя. Но это все пустяки, а вот всей моей учености не хватает, чтобы разобраться, как наш друг и учитель, мой дорогой Левкипп, стал судьей Сорахом при сатрапе Вавилона. И почему, дав нам возможность бежать, он потом сам поспешил схватить нас снова. Не объяснишь ли ты сам все это, мой уважаемый учитель?
И тогда Левкипп заговорил:
— Всему свое время, сейчас вы все узнаете.
И он сбросил с себя митру, черный парик и персидский кафтан. Под кафтаном у него оказалась греческая одежда — белая полотняная рубаха, а поверх нее темный шерстяной плащ. Левкипп вытащил из-за пазухи и показал спутникам свиток. К нему была привешена царская печать. В свитке — фирмане — было сказано, что греку Левкиппу разрешается беспрепятственный проезд в город Эфес и что все персидские власти должны оказывать ему в этом помощь и содействие.
Спутники Левкиппа ликовали. Им казалось, что все опасности уже позади, ведь стража будет думать, что они погибли в сгоревшей хижине, и прекратит преследование, а царский фирман даст всем им возможность спокойно добраться до Эфеса.
Усталые, они продолжали идти по дороге, обсуждая недавние события.
— Не спорю, — сказал Левкипп. — То, что я стал судьей Сорахом, пожалуй, довольно необычно, но неужели мой молодой друг, сын почтенного Дамасиппа, покинул родные Абдеры только для того, чтобы похитить для своего раба невесту из храма Милитты? Как ты попал сюда?
— Как я попал сюда? Не ты ли оставил на обломке мачты свое послание, из-за которого мне пришлось проехать весь Египет, Малую Азию, Аравию, Месопотамию, чтобы попасть в руки неумолимого судьи Сораха?
— Неужели это послание, написанное без всякой надежды, могло до тебя дойти? Поистине это безмерная милость со стороны богов к такому нечестивцу, как я!
— Но как же все-таки ты стал персом? — спросил Демокрит.
— А вот слушай, — отвечал Левкипп. — Я вырос в Милете, где было много персов. С детства я так же хорошо говорил по–персидски, как и по–гречески. Моим лучшим другом был юноша — перс Сорах. Отец Сораха, Мох, в свое время бежал из Суз в Милет. Он был сторонником той группы персов, которая поддерживала царевича Артаксеркса. Бывший тогда царем Ксеркс относился к этим людям подозрительно. Мох был очень ученым человеком и передал свои знания сыну. Мох умер раньше Ксеркса, до того, как царевич Артаксеркс вступил на престол, а то бы новый царь, высоко чтивший его ученость, дал ему высокий сан. Теперь Сорах мог бы вернуться на родину в Персию, если бы захотел. Но ему так полюбилась Греция, что он решил остаться в ней навсегда.