Путешествие доктора Дулиттла

Лофтинг Хью

Пока доктор вертел белку в руках и осматривал ее, я держал свечу и светил ему. Потом он собственноручно вырезал перочинным ножом лубки из тоненьких щепочек и наложил их на сломанные лапки.

— Бедняжка скоро поправится, — обнадежил меня доктор Дулиттл. — Не разрешай ей прыгать, выноси ее почаще на свежий воздух, а на ночь непременно укрывай сухими листьями, чтобы она не продрогла. Ночи все еще холодные. Я сказал ей, что ты добрый человек и она может тебе всецело доверять. Надеюсь, теперь она не будет тебя дичиться. Белка рассказала мне, что ей очень одиноко и что она беспокоится, как там в лесу поживают ее младшие братья и сестры. Не беда, завтра поутру я пошлю в лес белочку из моего сада разузнать, как

поживает семейство нашей больной. Надо бы поднять ей настроение. Белки очень подвижные и живые по натуре, и им очень трудно смириться с вынужденным бездельем. Но ты не тревожься понапрасну, скоро твоя белка пойдет на поправку.

А потом мои родители попросили доктора сыграть еще. Он не стал кокетничать и с радостью согласился. Он играл и играл до позднего вечера.

Родители сердечно полюбили доктора Дулиттла с первой встречи и гордились тем, что он посетил наш дом и играл для них на флейте, — ведь мы были очень бедны, и гости у нас бывали нечасто. Тогда нам еще и в голову не могло прийти, что в один прекрасный день доктор Джон Дулиттл прославится на весь мир. Теперь, когда любой ребенок и любой взрослый знает доктора Дулиттла и его книги, многие люди приезжают в Паддлеби-на-Марше, чтобы поглазеть на каменную доску, висящую у двери нашего домика. На доске можно прочесть:

В ТЫСЯЧА ВОСЕМЬСОТ ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТОМ ГОДУ

В ЭТОМ ДОМЕ ИГРАЛ НА ФЛЕЙТЕ

ЗНАМЕНИТЫЙ НАТУРАЛИСТ

ДЖОН ДУЛИТТЛ

Тот давно минувший вечер часто оживает в моей памяти. Я закрываю глаза и вижу нашу скромно обставленную гостиную, притихших мать и отца и маленького забавного человека в сюртуке с длинными фалдами, похожими на хвост. Доктор сидит у камина и играет на флейте. Я зачарованно гляжу на пляшущее пламя и затаив дыхание слушаю музыку. У моих ног лежит О’Скалли. На вешалке висит потертый цилиндр доктора, а рядом с ним восседает Полли. Она с важным видом покачивает головой в такт мелодии. Я вижу всех их так живо, словно это было не далее как вчера.

В тот вечер мы проводили доктора домой, простились с ним, а потом еще долго говорили о нем. Он произвел на нас неизгладимое впечатление. Когда я наконец отправился в постель — а я еще никогда не ложился спать так поздно, — мне приснился доктор Дулиттл и его звери. Доктор играл на флейте сольную партию, а странные, печальные звери подыгрывали ему на скрипках.

Глава 7

ЯЗЫК ОБИТАТЕЛЕЙ МОРЯ

Проснулся я с первыми лучами солнца, хотя накануне лег спать очень поздно. Заспанные воробьи еще только начинали чирикать на карнизе под крышей, а я уже вскочил с постели и торопливо оделся. Мне не терпелось выбежать из дому, пересечь весь город и снова оказаться в маленьком домике, окруженном большим садом. Меня неудержимо тянуло к доктору и его зверям. Впервые за мою короткую жизнь я забыл про завтрак, на цыпочках прошмыгнул мимо спальни родителей, осторожно, стараясь не шуметь, открыл дверь и вышел на пустынную улицу.

Когда я уже подошел к ограде докторского сада, меня обожгла мысль: «А если он еще спит?» Я приоткрыл калитку и заглянул в сад. Поблизости никого не было. Я вошел и вдруг услышал голос:

— Здр-р-равствуй! А ты, оказывается, р-р-ранняя птичка!

Я вздрогнул от неожиданности, задрал голову вверх и увидел на яблоневой ветке Полли.

— Доброе утро! — ответил я. — Доктор еще спит? Наверное, я пришел слишком рано.

— Нет, нет, — проскрипела Полли,

заметив, что я огорчился. — Он уже часа полтора как встал и занялся делами. Дверь не заперта, открывай ее и заходи. Скорее всего, доктор готовит завтрак или работает в кабинете. Заходи, не робей. А я останусь здесь, мне что-то захотелось посмотреть, как всходит солнце. Но сегодня оно, кажется, забыло, что пора взойти и хотя бы немножко обогреть нас. Бр-р-р, какая жуткая погода! Не понимаю, как можно жить в Англии! Посмотри, какой туман висит над грядками капусты. У меня кости начинают ныть от одного его вида. По-моему, Англия хороша только для лягушек. Почему вы не хотите жить в Африке? Сейчас там все блестит под солнцем! Однако я тебя задержала своей болтовней. Беги к доктору!

— Спасибо, — поблагодарил я Полли. — Я и в самом деле пойду поищу его.

Едва я открыл дверь, как в нос мне ударил соблазнительный запах поджаренной корейки, и я прямиком направился на кухню. На огне стояла сковорода с корейкой и яичницей. Мне показалось, что корейка начинает подгорать, и я снял сковородку с огня, а затем отправился на поиски доктора.

Я обошел полдома, прежде чем нашел доктора в кабинете. Теперь я знаю, что это был не кабинет, а лаборатория, но в то время я не мог даже выговорить: ла-бо-ра-то-ри-я, прежде всего потому, что мне было невдомек, что же это такое. У меня даже дух захватило от восторга: вокруг меня стояли микроскопы, телескопы и уйма других приборов, о назначении которых я не имел ни малейшего понятия. Но у меня сразу же зачесались руки добраться до них и повертеть все эти винтики и колесики.

На стенах висели рисунки, изображавшие рыб, зверей и растения, а в шкафчике под стеклом лежали коллекции птичьих яиц и морских раковин.

Доктор, в белом халате, стоял у стола. Поначалу я подумал, что он умывается. Он наклонялся над аквариумом и совал в воду одно ухо, в то время как второе прикрывал рукой.

Услышав мои шаги, доктор обернулся.

— Доброе утро, Стаббинс, — сказал он с дружеской улыбкой. — Похоже, сегодня выдастся хороший денек. Мне об этом сказал Вифф-Вафф. Но, по правде говоря, он меня разочаровал.

— Почему? — недоуменно спросил я. — Потому что обещает хорошую погоду?

— Да разве можно огорчаться из-за хорошей погоды? — ответил доктор. — Нет, дело в том, что Вифф-Вафф знает всего несколько слов: «да», «нет», «тепло», «холодно» — и может поговорить только о погоде. Я надеялся, что он будет мне полезен.

— Наверное, — попытался я утешить доктора, — он не очень умен.

— И мне так кажется. Знаешь ли, встречаются даже люди, которые могут говорить только о погоде. Их тоже нельзя назвать особенно умными. Но у Вифф-Ваффа почти не осталось сородичей, и ему редко приходится говорить с кем-нибудь. Наверняка где-нибудь в глубоких морских ущельях есть древние обитатели моря, которые умеют говорить. Но они живут на самом дне, и их невозможно поймать в сети. Как бы мне придумать такой аппарат, чтобы спуститься глубоко-глубоко в море? Тогда я мог бы многому научиться. Ну да ладно. По-моему, нам пора перекусить. Ты уже завтракал, Стаббинс?

— Нет, — ответил я, — я так торопился к вам, что забыл позавтракать.

Доктор повел меня на кухню.

— Да, — говорил он, заваривая чай, — если бы человеку удалось спуститься на морское дно, он обнаружил бы там множество любопытнейших вещей, которые и не снились нашим мудрецам.

— Каким мудрецам? — не понял я. — К тому же люди опускаются на морское дно. Я много слышал о водолазах и ныряльщиках.

— Все это так, — ответил доктор, — водолазы действительно опускаются на морское дно, я и сам не раз спускался под воду в водолазном костюме. Но мне хочется проникнуть на большие глубины, туда, где еще никто не бывал. Надеюсь, что когда-нибудь мне это удастся. Подай-ка мне твою чашку. Я налью тебе еще чаю.