Путешествие гнева
Шрифт:
Подняв взгляд, я наткнулся на мраморное, неподвижное лицо.
— Если бы вы были внимательнее, вы наверняка заметили бы меня и наверняка бы не пропустили единственного в нашем ведомстве леприхуна, который минутой раньше прошмыгнул в соседнее крыло. По коридору до конца и направо…
Бело-зеленые гольфы замаячили среди однообразных костюмов и вновь скрылись, но на этот раз за массивной дубовой дверью с табличкой «Вистер третьего звена Ля-Парн». Решив не тратить время на выяснения, кто последний в очереди и можно ли узнать, как долго ожидать вызова, —
— Опять с прошением? — встретил меня грозный голос.
Однако ответить я так и не успел. Хозяин кабинета обрушился на меня с новыми претензиями.
— Какого Икара и его сыновей так долго?! Давайте, что там у вас…
Я протянул купчую и ретировался обратно к двери.
Вистер Ля-Парн при своем незначительном росте выглядел весьма воинственно: скуластое лицо было украшено паутиной морщин, а острый подбородок и широкий лоб в целом напоминали перевернутое яйцо. Одет же леприхун был привычно: бриджи, белоснежная рубашка, гольфы и только мрачный пиджак выбивался из общей картины. Но, видимо, на такие жертвы он пошел в угоду установленным в адмиралтействе правилам.
Нахмурив брови, Ля-Парн всего секунду изучал документ. Затем макнул перо в чернильницу, поднес к бумаге. И замер. Жирная капля немного повисела на самом кончике и смачно брякнулась на купчую, превратившись в противную жирную кляксу.
— Чей? — видимо, осознав, что не знает, какой именно документ он собирается подписывать, поинтересовался леприхун.
— Мой капитан, Райдер ди Нелии, продает свой корабль, именуемый «Купером». Предназначение: перевозки. На борту имеется один хвататель пара и необходимые для хранения камеры.
— Зачем вы пудрите мне мозги, юноша? Где капитан?
— В настоящее время Райдер ди Нелии не может присутствовать в адмиралтействе. Вот бумага, подтверждающая факт доверия мне дел по продаже корабля.
— Корабля? — брови леприхуна сдвинулись еще ближе, отчего он стал напоминать литийскую черепаху.
— Совершенно верно, — отрапортовал я, как надоумил меня общаться с служащими Луцлаф.
Перо, вновь зависнув над бумагой, так и не совершило заветного росчерка, а было опущено обратно в чернильницу.
— Оценщик осматривал вашу посудину?
Вопросы, вопросы, одни вопросы.
Меня предупреждали, что эти крючкотворы хуже пиявок и готовы высосать из тебя последнюю каплю крови, лишь бы наполнить свое тщедушное тельце чужими страданиями, но к подобным нападкам я оказался явно не готов. Замешкавшись, я едва не развел руками, расписавшись в отсутствии верного ответа.
— И вы хотите, чтобы я поверил вам, юный обманщик?
— Я хочу, чтобы вы подписали вышеупомянутый документ, — невозмутимо настоял я, решив поиграть в предложенную служащим игру.
Леприхуны испокон века славились своей несговорчивостью, наглостью, но главным их достоинством была, есть и остается хитрость. Пытаться что-то внятно объяснить этому напыщенному созданию означает нарваться на кучу разных неудобных вопросов. Именно по этой причине мои ответы
— Не нравится мне вот эта печать, и подпись уж больно не похожа на нотара Робуза. Уж я-то его прекрасно знаю, юный лгун.
Посмотрев на меня исподлобья и ожидая испуга или какой-то подобной реакции, леприхун замолчал.
Я изобразил на лице искреннее удивление.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, вистер. Безусловно, вы лично и достаточно хорошо знакомы с нотаром Робузом. Но поверьте, эта бумага подписана его рукой и ничьей другой, — в конце речи я приложил правую руку к сердцу и провозгласил клятву Икару, Эверике, Искре и всем восьми великим механикусам, точно так же, как это делал мой старый учитель Босвел, когда пытался выбить в Цехе разрешение на очередное исследование.
— Допустим, — не спеша соглашаться, кивнул леприхун. — Тогда объясните мне вот какой момент, юный врун. Что же именно вынудило вашего капитана не найти времени поприсутствовать на такой важной для него сделке?
— Один необычный недуг, — ляпнул я первое, что пришло мне в голову.
Услышав о неведомой болезни, Ля-Парн едва не отскочил от меня, как от прокаженного.
— Какая болезнь?! — надрывным голосом взвизгнул он.
— Нет, вовсе не болезнь, — попытался я успокоить служащего.
— Тогда что? Не юлите, юный балабол! Я отчетливо слышал, вы изволили выразиться: необычный недуг.
Ничего не поделаешь — сказал. Поэтому пришлось выкручиваться:
— Простите, вистер. Я имел в виду болезнь душевного характера. Мой капитан отчаянно и бесповоротно влюбился, словно первокурсник демии механикусов.
— Влюбился? — краска стала спадать с лица леприхуна.
— Именно, — радостно улыбнулся я. — Она, конечно, красавица, но высасывает деньги из моего любимого капитана, будто истинный виталлинг.
— Фу, не говори мне про этих клыкастых тварей. Ненавижу их! — леприхун брезгливо поморщился.
— Так вот я и говорю, — выдержав паузу, продолжил я. — Из-за такой вот истории мой господин сейчас на свидании со своей прекрасной Вилианой. А я здесь оказываю содействие в продаже его единственной в прошлом отрады — корабля «Купер», — закончив фразу, я тяжело вздохнул, потупил взор и замер, ожидая решения Ля-Парна.
Леприхун долго молчал, иногда вздыхая и шепча себе под нос всякую ерунду. Видимо, вспоминал свои любовные победы и поражения. Наконец он пискнул и подозвал меня к столу.
— Много потратил?
— Простите, — не понял я вопроса.
— Ну, много уже потратил твой капитан на эту приблудную кралю?
Я растерянно пожал плечами:
— Не знаю, сто, может быть, двести…
— Сто! — леприхун подпрыгнул на стуле и выпучил глаза. — Сто полноценных золотых на одну юбку! О, это несказанная глупость. Твой капитан сущий дурак, маленький врун! Я сам люблю подобные утехи, но чтобы сто! Нет, ты только вдумайся! Сто! Не девяносто, не восемьдесят, а целых сто! Невероятно!