Путешествие к вратам мудрости
Шрифт:
– Так давно, что даже не помню, когда именно.
– Кажется, ты задавал мне вопросы о звездах, когда был маленьким, – сказал я, пытаясь восстановить в памяти далеко упрятанное воспоминание. – А кроме работы? – спросил я. – В твоей жизни существует женщина?
– Существует девушка, с которой я занимаюсь сексом, – ответил он столь обыденно, что я едва не поперхнулся кофе.
– Ладно. Это не совсем то, о чем я спрашивал, но…
– Просто физиологическая потребность, не более, – пояснил он. – Я навещаю ее раз в неделю, мне этого достаточно. В другие дни мы не видимся.
– Ты даже не приглашаешь ее на
– Мне это было бы неинтересно, – покачал он головой. – Ей тоже. Мы довольны тем, что у нас есть. Встречаемся, активно занимаемся сексом и потом говорим друг другу «до свидания». Вне этих встреч я слишком занят на работе. И я совершенно не намерен когда-либо жениться.
– Но, Радек, а как насчет детей?
– Да, я думал об этом. Вряд ли я мог бы стать хорошим отцом. Однако если у меня когда-либо появится ребенок, я сделаю все, что в моих силах. Пока же…
– Ты не стесняешься рассказывать о своей жизни, – подытожил я. – Поэтому позволь спросить, ты счастлив?
Радек откинулся на спинку стула и сдвинул брови. Я заподозрил, что прежде его никто не спрашивал об этом напрямик и он никого не спрашивал.
– Я счастлив, когда я работаю, – ответил он. – Единственное, что меня радует. Кстати, а ты счастлив?
– Не совсем, – сказал я. – Надеюсь найти свое счастье теперь, когда я вернулся в Прагу, но всю мою жизнь, стоило мне обрести безмятежность, как ее у меня отбирали.
– Тебе, похоже, не везло в любви, – заметил Радек. – Три жены, и все они умерли.
– Да, – сказал я, глядя в сторону.
Моя ли вина в том, что он такой безучастный? Но вроде бы он все же не зол на меня, просто разговаривает так, будто мы с ним два незнакомца, оказавшиеся в кафе за одним столиком. Каковыми, впрочем, мы и были.
– В любом случае, думаю, та часть моей жизни закончилась. Я не принес счастья женщинам, с которыми был близок. Хочу вернуться к моим художественным дерзаниям и надеюсь найти в этом удовольствие.
– Тогда я желаю тебе удачи, отец, – сказал Радек. – А где ты будешь жить?
– На самом деле это я и хотел с тобой обсудить. Йезек говорит, что я могу остановиться у них с Ульвой, пока не подыщу себе что-нибудь, но я подумал, что лучше бы найти квартиру. С двумя спальнями. И ты мог бы опять жить со мной. Если захочешь, конечно. А если ты доволен тем, что есть, я не обижусь.
Глядя в стол, Радек обдумывал мое предложение и наконец кивнул.
– Это вполне приемлемо, – сказал он. – Я доставлял беспокойство дяде и тете, наверное, слишком долго. Да, отец, я буду жить с тобой.
– Отлично, – сказал я, сдерживая смех.
В какого же странного парня он превратился. Тем не менее я был рад-радешенек, что он согласился перебраться ко мне, и чувствовал уверенность в том, что наш союз окрепнет. Я уже собрался начать поиски прямо сегодня, но крики, доносившиеся с улицы, отвлекли меня.
– Что происходит? – спросил я, глядя в окно и выворачивая шею, чтобы увидеть, отчего люди разбегаются с улиц. – Что там происходит?
– Танки, – со вздохом ответил Радек, собирая свои книги и аккуратно засовывая их в сумку. – Они прибыли. Началось.
Россия
1961 г. от Р. Х.
Прожив два года в двухкомнатной квартире в московских Сокольниках, мы с Радомиром установили четкий распорядок дня, который устраивал
Прежде чем сказать «доброе утро», сын непременно выходил на наш маленький балкон и глядел на движущиеся облака, улыбаясь самому себе, будто у него с облаками имелась общая великая тайна. Затем он садился за стол и завтракал тем, что я ставил на столешницу, одновременно читая какой-нибудь научный журнал.
Иногда я пытался посудачить с ним о том о сем, но мои попытки успеха обычно не имели, разговоры он не любил, если только речь не заходила о его обожаемой космической программе, но, поскольку его работа была засекречена, поведать мне он мог очень немного. То, что он знал, работая над проектом вместе с другими товарищами, – все было настолько конфиденциальным, что любая утечка сведений могла привести к серьезным неприятностям для нас обоих.
– Тяжелый день впереди? – иногда спрашивал я сына, наливая кофе, и Радомир пристально оглядывал меня с головы до ног, будто я собирался донести на него в КГБ.
– Не более и не менее, чем обычно.
– Что-то интересное у вас там происходит?
– Для кого-то интересное, вероятно. А для других, может, и скучное.
– Над чем ты сейчас работаешь?
– А-а, над всяким разным.
Без толку было пытаться выудить из него что-нибудь касаемо его работы. Я знал только, что ровно в восемь он выйдет из дома, вернется в шесть и разговаривать мы будем ровно о том же, о чем говорили за завтраком. Его рабочее место находилось всего в трех километрах от нашего дома, люди на этой работе искали способы, как отправить человека в космос, и, самое главное, сделать это, опередив американцев. Мне их затея виделась идиотским предприятием – тратить кучу денег на то, что было заведомо недостижимо; впрочем, сын пребывал в отличном настроении, ну и ладно.
Возвратившись в Москву после долгих лет отсутствия, я вернулся к тому, чем занимался прежде, – стал переплетать книги в крошечной мастерской рядом с Останкино. В молодости я заработал себе блестящую репутацию, но понимал, что после десяти лет в ГУЛАГе придется работать не покладая рук, чтобы вернуть доверие заказчиков. Для начала я приобрел несколько медицинских учебников, каждый страниц по семьсот, а то и восемьсот, и, сняв обложки, принялся изобретать иные способы переплетения книг, а затем выставил свои работы в витрине моей мастерской. Для одних переплетов я использовал кожу, для других – бамбук и шкуры животных для остальных. Кроме того, я посещал различные литературные вечера, знакомился с издателями и писателями, и вскоре читатели-заказчики проторили ко мне дорожку. Обычно это были престарелые библиофилы, которые не задумываясь тратили солидные суммы, стремясь придать своим собраниям видимость элегантного единообразия.