Путешествие на восток
Шрифт:
В Нала-Су был праздник. В мою честь, между прочим. Вообще впервые кто-либо устраивает такую гулянку в мою честь. Признаться, это неловко, даже не очень-то и приятно. Да и поспать мне не дали. Разбудили уже на следующий вечер. Азалия подмигивала и буквально нарывалась на комплименты. Понятное дело, мне таки пришлось ее поблагодарить за спасение. Причем делал я это с неподдельной искренностью — одного взгляда на расплющенное и изломанное тело дракона хватило, чтобы воображение живо нарисовало картину того, что могло произойти с моей менее плотной тушкой.
Кстати, как вы уже, возможно, догадались, нас впустили в Нала-Су и даже расквартировали весь караван. Городок был приятный. Он утопал в растительности, а по центру находилось огромное озеро, полное пресной воды. Рядом
— Мое слово! — рыкнул огромный седовласый муж, местный мудрец (мэр, если по-нашему). Ростом он был под два двадцать, а объем его живота, некогда бывшего мощным торсом бывалого вояки, мог вместить в себя до пяти бочек вина.
Музыканты притихли, за столом смолкли разговоры и звон посуды. Мудрец поправил свой шелковый пояс, которым опоясал длинные одежды, похожие на те, что носят бедуины. Впрочем, мы сейчас все были одеты в такое, и все были похожи на бедуинов. Отсветы костра играли на лице старца, и причудливая вязь теней дополняла его образ. Как обычно, празднование проходило ночью.
— Мое слово! — снова произнес мудрец, чьего имени я так и не запомнил. — Все вы знаете, почему мы сегодня празднуем. Но я все равно это скажу — мы празднуем, потому что намедни, когда тьма Фукхата накрыла священный Нала-Су, с запада пришел воин, принесший с собой свет Ифары. Он сразил повелителя небес и спас наших стариков, жен, дочерей и сыновей. Спас всех нас!
Народ одобрительно застучал кубками о столы. Я даже покраснел. Рядом сидела Мия и хитренько подмигивала, толкая меня локтем в бок и попутно переводя все, что говорил мудрец. Я же смотрел в стол и старательно пытался провалиться под землю. Тут мудрец повернулся ко мне и почему-то лукаво, но по-доброму улыбнулся.
— Я стоял на стене и смотрел, как на черном хизе мчится некто. Сперва я решил, что это очередное отродье тьмы Фукхата, но потом этот некто взлетел вместе с хизом над ревущим пламенем. Когда же дух пустыни упал на землю, некто оттолкнулся от воздуха, будто от растянутой парусины. Его сверкающие, как небесные молнии, клинки вонзились в тело повелителя небес. И когда они взмыли с драконом в небеса, я понял, как наши тенесы — так у них называются барды — будут называть спасителя Нала-Су. Этого безумного воина, не знающего страха перед повелителем, быстрого, словно ветер, с оружием, отлитым из небесного серебра, тенесы назовут Безумным Серебряным Ветром. И сотни лет песни о Ветре будут петь под сводами дворцов и шатров, а Нала-Су никогда не забудет сего подвига.
Народ снова застучал кубками, хлопать здесь было не принято. Я уже даже не старался прятаться, просто отрешился от происходящего и смотрел на то, как искры вылетают из костра и парят, подобно светлячкам.
— А сейчас давайте праздновать!
Сотни глоток громогласно что-то выкрикнули, и музыканты снова начали играть. Многие люди встали и, подойдя максимально близко к огню, принялись танцевать. Кто-то плясал в парах, другие, в основном девушки, кружились одни, выписывая какие-то фигуры своими длинными платками. Некоторые кружились в хороводе вокруг жаркого пламени. Неудивительно, что поднялась и Мия. Она держала в руках сиреневый платок и так же кружилась в отсветах пламени. Иногда она пригибалась к земле и скрещивала руки так, чтобы ткань казалась вспорхнувшей бабочкой, иногда будто замирала, поводя платком, и тогда он превращался в воздушного змея, свободно рассекающего небесное пространство. Вскоре запела местная вокалистка, и ее глубокий мелодичный голос стал ритмично подгонять танцующих. Народ подпевал, создавая целый хор из голосов, и многие в такт хлопали ладонями по коленям. Сам того не замечая, я присоединился к ним. Вдруг рядом с взрослыми появились маленькие дети, которые смеялись и скорее кривлялись под музыку, нежели танцевали. У всех это вызывало добрый, веселый смех, в том числе и у меня. Отвлекшись, я не сразу заметил, что рядом со мной оказалась прекрасная дочь визиря. Она накинула мне на шею платок и потянула
— Идем танцевать, — улыбалась она.
— Я не умею, — как обычно, попытался отвертеться я.
— А я научу, — как обычно, ответила она.
Поддавшись легкому настроению чудом выжившего смертника и вину, бившему в голову, я поднялся на ноги. Мы подошли к костру, и Мия протянула мне один конец платка. Я взялся за него, и девушка тут же стала ходить кругами, плавно перетекая из одного положения в другое, будто вода. Я поворачивался вслед за ее движениями и никак не мог оторвать взгляд от прекрасных зеленых очей и манящих губ. А дочь визиря с грацией, сравнимой лишь с кошачьей, по спирали придвигалась все ближе и ближе. Вдруг она резко дернулась и крутанулась юлой.
Платок, а следом и моя рука, плотно прижали девушку ко мне. Мия застыла, прислонившись к моей груди, и я уже не мог сказать, что было жарче — ее прикосновения, дракон или пламя всего в паре метров от нас. Я наклонился, чтобы вдохнуть почему-то смутно знакомый цветочный аромат ее волос, но Лиамия, лукаво рассмеявшись, быстро выпорхнула из объятий, которые сама и создала. Впрочем, прекрасная тори не отпустила платок. Ее горящие демоническим пламенем зеленые глаза будто говорили: «Поймай меня». И я тут же понял смысл танца.
После этого, двигаясь в такт музыке, не отпуская платка, я пытался снова заключить девушку в объятия, а та, заливаясь звонким смехом, прытко уворачивалась, так же держа платок. Сумасшедший, стремительный и захватывающий танец одурманивал, но еще больше сознание туманили частые, но короткие прикосновения тори, которая, на миг поддавшись, позволяла себя поймать, но потом снова вырывалась, как ласточка из тесной клетки.
Музыка звучала все громче, заглушая бешено бьющееся сердце, краски померкли, исчезло небо, пропали люди и любые мысли. Лишь треск костра, песня на чужом, но известном мне языке и Мия, за которой я гонялся, словно за ветром, а он, дразня, порой прикасался и тут же пропадал. Будто звезда на небосклоне, которую можно увидеть, но до которой никогда не добежать, даже если потратить на это всю жизнь. Будто человек из другого мира. Но вот Лиамия замерла и вновь крутанулась юлой, но в этот раз прижалась ко мне не спиной, а упругой грудью. Ее лицо застыло в паре сантиметров от моего. Руки обвили тонкую талию тори, все еще держа платок. И зеленые глаза с расширившимися зрачками смотрели на меня с легким испугом, но решительно и непреклонно. Ее губы, манящие, обещающие какое-то удивительное наслаждение, оказались сильнее воли, перед которой не устоял сам повелитель неба. Я не понял, что произошло, но через мгновение осознал себя целующим дочь визиря.
Тотчас я услышал визг девушки, ее звонкую пощечину и стремительный полет ятагана, прекращающий мой жизненный путь, закончившийся глупо и бесславно. Но… Ничего этого не произошло. Мия лишь крепко обняла меня и, не отпуская платка, страстно ответила на поцелуй. Закрывая глаза, я успел увидеть, что мы стоим по ту сторону костра, где танцующих почти нет и нас никто не видит. Это должно было обрадовать меня, но почему-то мне было все равно. Сладкие нежные губы Мии действительно дарили удивительное наслаждение. И тут произошло то, о чем я, скорее всего, буду еще долго жалеть, яростно проклиная сей миг.
Голову будто пронзили тысячи раскаленных игл, я разорвал объятия и упал на колени, сжимая виски.
— Тим! — раздался крик, но я его уже почти не слышал.
Вернулась та боль, которая впервые дала о себе знать на острове, прямо перед носом смертельно опасного силха. Правда, в этот раз она была в десятки раз сильнее, и последнее, что я успел почувствовать, перед тем как утонул в вихре бездны, — это как из носа забила кровь. В прошлый раз такого не было…
Я долго выплывал из давящего, холодного омута. Я будто взбирался на вершину горы или стремился пронзить темные воды глубокой впадины. Это было сложно и почти нереально. Но все же я открыл глаза. Я лежал на подобии кровати под крышей какого-то дома. Рядом сидела Мия, теребя в руках платок и прикусив губу. Чуть дальше шептались мудрец, Азалия и караванщик.