Путешествие парижанки в Лхасу
Шрифт:
Теперь не было больше смысла спускаться ниже. На заре мы вновь стали честными паломниками, которые двинулись в путь до того, как запоет петух, как говорят в Тибете. Оставалось лишь выяснить, в какую сторону направить стопы, и ускорить шаг.
Йонгден снова оставил меня одну у какой-то изгороди и, поднявшись вверх, постучался в дверь одного из домов. Заспанный мужчина открыл ставни, и мой спутник узнал от него, что нам следует вернуться на то место, где мы провели часть ночи, и оттуда мы сможем выйти на главную дорогу, расположенную справа от часовни, которую мы видели.
Как только Йонгден принес эту добрую весть, мы снова взвалили свои котомки
К концу подъема мы обнаружили еще одно селение, гораздо более крупное, чем предыдущее.
С возвышенности открывался превосходный вид на монастырь, расположенный намного ниже, у реки. Его многочисленные строения, побеленные известью и окрашенные в розовый цвет лучами зари, красиво смотрелись на темном фоне леса. Но сейчас было не время восхищаться пейзажем.
Крестьяне уже выходили из домов и шли за водой. Какая-то женщина посмотрела в мою сторону, и я сочла разумным благоговейно обойти вокруг шёртена, возвышавшегося на развилке двух дорог.
Следовавший за мной Йонгден заметил лишь одну из них; видя, как я совершаю обход памятника, он неверно истолковал мои действия, решив, что дальше прохода нет. Это укрепило его уверенность, и Йонгден устремился на ту дорогу, которую видел, считая ее единственной.
Я помчалась за ним, чтобы предупредить его, что он удаляется от Наг-Чу, но, прежде чем я его догнала, перед нами появился какой-то человек. Вежливо, но в то же время сверля ламу пристальным взглядом, от которого я вздрогнула, он принялся задавать ему всевозможные вопросы о том, откуда он пришел, о его путешествии и о нем самом. К моему великому изумлению и радости, незнакомец не удостоил меня ни единым взглядом.
Йонгден, изнуренный ночными блужданиями, нервничал и отвечал невпопад. В конце концов он разразился дурацким смехом, хотя смысл его слов не соответствовал этой веселости. Я чувствовала, что умираю от страха.
Незнакомец рассказал нам то, что я уже поняла: мы двигались в сторону Чамдо, а не Дзогонга, куда, по нашим словам, мы направлялись. Поэтому пришлось вернуться назад до шёртена и свернуть на тропу, пролегавшую по долине Наг-Чу.
Вот чем закончилась эта трудная ночь… Нас увидели и рассмотрели с близкого расстояния, и этот крестьянин, похожий на солдата или интенданта, состоящего на службе у пёнпо, узнал, куда мы следуем.
Солнце уже взошло; мы в последний раз взглянули на дивный монастырь Дайюл в зеленом обрамлении густого леса и двинулись дальше неторопливым шагом. Зачем теперь было спешить!..
Я думала о том, что человек, настойчиво расспрашивавший Йонгдена, предупредит чиновника из Лхасы о появлении странных людей. Я рассчитала в уме время, которое потребуется ему, чтобы добраться от деревни до гомпа, добиться приема у «большого человека», оседлать
Однако пока со стороны Дайюла никого не было видно… Нет, вот идет крестьянин… он несет на плече мешок… Пёнпо не стал бы посылать за нами человека с грузом… Он догнал нас и проследовал дальше. Мы тоже продолжили свой путь.
Звон бубенцов заставил меня вздрогнуть. Приближался какой-то всадник. Я сделала над собой усилие, чтобы не упасть в обморок, чувствуя, как кровь отливает от моей головы и все вокруг темнеет, и едва успела отскочить на обочину дороги, чтобы не угодить под копыта лошади. Всадник пронесся мимо, и звук бубенцов постепенно затих.
Мы почти окончательно успокоились, но волнение, усталость и бессонная ночь начали сказываться. Наши силы — на исходе. Книзу от дороги, по которой мы шли, гора спускалась к реке широкими уступами, поросшими лесом.
Местность вновь приобрела вид дворянского парка. Золотые и пурпурные осенние листья сияли между рядов суровых елей, устилая траву, припорошенную легким снегом. Никогда еще ни у одного императора не было во дворце столь роскошных ковров и обивки.
Я велела Йонгдену следовать за мной. Вскоре мы нашли прелестный уголок у высоких скал. Чай быстро закипел, и мы уплетали тсампа с диким аппетитом. Признаться, самые горькие переживания никогда не могли лишить меня способности есть и спать. Сон! Это то, в чем мы нуждались больше всего. Блистательное знойное солнце, восходящее на небе, согреет нас. Я растянулась на бурой траве, собираясь подложить котомку под голову… Довела ли я это движение до конца?.. На меня навалился сон, и Тибет со всем остальным миром перестал существовать.
Мы снова двинулись в путь во второй половине дня, уже почти поверив в то, что у последнего тревожного случая, как и у предыдущих, не будет никаких неприятных последствий и мы в очередной раз отделались легким испугом. Вскоре мы подошли к полноводному источнику, бурлившему вокруг нависавшей над ним скалы, и я обрадовалась возможности принять горячую ванну.
В этом месте, под прикрытием скалистой стены, была оборудована примитивная купальня, огороженная камнями. Оставалось лишь дождаться темноты, когда я смогу раздеться, обнажить свою белую кожу, не опасаясь взглядов случайных прохожих.
Какова же была моя досада, когда у источника появилось семейство богомольцев: отец, мать и трое детей, которые обосновались возле нас. Я нисколько не сомневалась в том, что должно было произойти! Сейчас все они усядутся в водоеме, ибо, хотя тибетцы обычно пренебрегают ежедневными гигиеническими процедурами, они чрезвычайно верят в целебные свойства горячих природных источников и с готовностью окунаются в их воды всякий раз, когда это удается [73] . Таким образом, если я не откажусь от своего плана, мне придется ночью войти в воду, где уже плескались немытые люди. Хотя вода в купальне благодаря непрерывному течению обновлялась, эта мысль была мне явно не по душе.
73
В Тибете существуют незатейливые курорты с водами, где оборудованы купальни в маленьких домиках. Многие купальщики приходят сюда издалека, и некоторые проходят курс лечения каждый год.