Путешествие стипендиатов (илюстр)
Шрифт:
По площади остров не принадлежит к числу самых крупных из Наветренных островов, всего четырнадцати квадратных километров, а его население насчитывает сорок пять тысяч человек, пять из которых приходятся на долю Кастри, столицы острова.
Роджер Хинсдейл был бы, безусловно, счастлив, если бы остановка на «его» острове оказалась более продолжительной, чем на других, уже удостоившихся посещения лауреатов Антильской школы. Он хотел бы показать остров товарищам во всех деталях, однако программой были предусмотрены три дня, и с этим следовало считаться.
К тому же на Сент-Люсии не осталось никого из членов семейства Хинсдейлов, обосновавшихся в Лондоне, но принадлежащая им собственность была на острове весьма значительной, и поэтому Роджер напоминал юного лендлорда, явившегося обследовать свои владения.
После того как «Стремительный» часов в десять
Город показался им довольно приятным, чистеньким, с широкими площадями, прямыми просторными улицами, тенистыми уголками, столь вожделенными, учитывая неописуемо жаркий климат Антил. И все же путешественники не могли избавиться от впечатления, о котором уже говорилось: город показался им более французским, нежели английским.
Поэтому Тони Рено не смог удержаться от замечания, от которого Роджера Хинсдейла слегка покоробило:
— Нет, решительно… мы здесь как во Франции!
Пассажиры были встречены на причале управляющим, который должен был их сопровождать во время экскурсий по городу. Мистер Эдвард Фолкс ни в коем случае не забыл бы дать им возможность полюбоваться великолепными плантациями, особенно сахарного тростника, ибо они были очень известны на острове и соперничали по урожаям с плантациями острова Сент-Кристофер, где получают лучший на Антилах сахар.
В колонии число белых было очень невелико, что-то около тысячи человек. Цветные и черные составляли большинство населения, причем их численность значительно возросла после прекращения работ по строительству Панамского канала [229] , что сделало их безработными.
Прежний дом Хинсдейлов, где жил теперь мистер Эдвард Фолкс, был весьма просторным и комфортабельным. Он находился на городской окраине и легко мог вместить всех пассажиров «Стремительного». Роджер, принимавший друзей в качестве хозяина, предложил всем остановиться в этом доме на все время пребывания на острове. Каждый получил бы отдельную комнату, а мистер Паттерсон — самую лучшую. Столоваться, разумеется, все будут тут же в большой обеденной зале; к тому же в распоряжение пассажиров будут предоставлены экипажи поместья.
[229]Речь, видимо, идет о банкротстве компании по строительству Панамского канала (1889 г.), повлекшем за собой разорение около полумиллиона мелких держателей акций. Впрочем, еще до основания этой компании (1881 г.) на трассе будущего канала в 1875 — 1878 годах велись изыскательские работы, которыми сначала руководил Фердинанд Лессепс, автор проекта, а потом его сменил Бонапарт Уайс.
Предложение Роджера Хинсдейла было принято с благодарностью, поскольку, несмотря на его врожденное высокомерие, юный англичанин отличался щедростью и готовностью услужить, хотя и делал это всегда с известной долей тщеславия по отношению к своим товарищам.
К тому же если он и испытывал некоторую зависть, то только к Луи Клодьону. Будучи на первых ролях в Антильской школе, юноши постоянно оспаривали друг у друга пальму первенства. Не следует забывать, что они оба стояли в самом начале списка лауреатов, или пришли к финишу «ноздря в ноздрю», пользуясь жокейской терминологией; ex aequo, — как выражался Тони Рено, — что он же переводил как «на одной лошади», пользуясь игрой слов «equus» [230] и «aequus» [231] , к величайшему неудовольствию ментора, не воспринимавшего шуток над столь обожаемой им латынью.
С первого же дня начались экскурсии по плантациям. Прекрасные леса острова, одного из самых здоровых на Антилах, занимают не менее четырех пятых площади. Пассажиры совершили восхождение на утес Фортюне высотой двести тридцать четыре метра, где находятся казармы, на холмы Асабо и Шазо, — заметьте, что все названия чисто французские, — где расположен санаторий.
Вечером, вернувшись домой, Роджер Хинсдейл заявил мистеру Паттерсону:
— На Сент-Люсии, как и на Мартинике, встречаются рептилии… На нашем острове есть змеи… и не менее опасные…
— Теперь они мне уже не страшны, — гордо заявил мистер Паттерсон, — кстати, я здесь же отдам мой трофей какому-нибудь умельцу, чтобы мне сделали чучело.
— Вы абсолютно правы!… — подхватил Тони Рено, с трудом сохраняя серьезное выражение лица.
Поэтому на следующий день мистер Фолкс распорядился отнести рептилию к одному из натуралистов, которому Тони Рено заранее объяснил ситуацию. Змея была убита давно, очень давно, и тогда же из нее было сделано чучело… Просто никто не хотел ничего говорить мистеру Паттерсону… Нужно, чтобы накануне отплытия натуралист доставил чучело на борт «Стремительного».
В тот же вечер, прежде чем отойти ко сну, мистер Паттерсон взялся за второе послание миссис Паттерсон. Сколько цитат из Горация, Вергилия и Овидия вылилось из-под его пера на бумагу — и не передать, но к этому его очаровательная супруга уже привыкла. В письме, которое уйдет на следующий день с курьером в Европу, содержался подробнейший отчет обо всех деталях чудесного путешествия. Более точный, чем в первом письме, мистер Паттерсон описывал самые незначительные происшествия и случаи, сопровождая их сугубо личными замечаниями. Он рассказывал, как счастливо прошло плавание из Великобритании в Вест-Индию, как он сумел побороть морскую болезнь, какое употребление он нашел вишневым косточкам, которыми столь предусмотрительно снабдила его миссис Паттерсон. Он описывал, какой прием оказали путешественникам на Сент-Томасе, Санта-Крусе, Сен-Мартене, Антигуа, Гваделупе, Доминике, Мартинике, Сент-Люсии, и высказывал предположения относительно приема, который их ожидает у великодушной и фантастически щедрой миссис Кетлин Сеймур на Барбадосе. Он предполагал, что и обратный путь пройдет без всяких осложнений и при самых благоприятных условиях. Нет-нет! Ни о каких столкновениях или кораблекрушениях и речи быть не может!… Атлантический океан будет по-прежнему благоволить к пассажирам «Стремительного», и боги уберегут их от страшного дыхания ураганных ветров!… Миссис Паттерсон не придется, к счастью, ознакомиться с завещанием, которое ее дальновидный супруг позаботился составить перед отъездом, равно как и воспользоваться другими распоряжениями, сделанными мистером Паттерсоном в преддверии вечной разлуки… Какими же?… Об этом было известно лишь этой оригинальной чете…
Далее мистер Паттерсон живописал большую экскурсию на Мартиникский перешеек, появление ужасной рептилии между ветвями дерева, страшный удар, нанесенный им чудовищу, monstrum horrendum, ingens [232] , покушавшемуся на его жизнь!… И теперь вот оно, набитое соломой, с горящими глазами, открытой пастью, высунутым раздвоенным языком, лежит перед ним совсем безобидное!… А какой эффект произведет появление этой уникальной рептилии на почетном месте в библиотеке Антильской школы!
[232]Ужасное огромное чудовище ( лат.). ( Примеч. ред.)
Следует заметить мимоходом, что подноготная этой истории так и осталась тайной за семью печатями. Она сохранялась свято даже балагуром Тони Рено, хотя его не раз так и подмывало рассказать всю правду. И ореол славы, окружавший неустрашимого ментора с момента воистину незабываемой встречи с чучелом змеи, остался в неприкосновенности!
Закончил свое чрезвычайно длинное послание мистер Паттерсон прекрасно обоснованными, прочувствованными и красноречивыми похвалами в адрес капитана «Стремительного» и его экипажа. Он не мог нахвалиться и великолепным стюардом, которому было доверено хозяйство кают-компании и услуги которого он намеревался вознаградить должным образом. Что же до капитана Пакстона, то ни один командир судна, ни в государственном, ни в торговом флоте, не заслуживал бы в большей степени звания Dominus secundum Deum, второго после Бога!