Путешествие в Элевсин

Пелевин Виктор Олегович

– Разве у корпорации мало средств? Зачем нам на говне сметану собирать? Менеджеры дураки, что ли?

– Менеджеры как раз умные. Они экономят средства не для корпорации, а себе на бонус. У Порфирия огромная избыточная мощность. Быть императором – это, скажем, пять процентов. А есть еще девяносто пять, и они могут приносить прибыль. Для корпорации разницы нет, а для менеджеров очень даже. Вот его и запрягли во все телеги сразу.

– Подождите, – сказал я, – а как он сам…

– Никак, – ответил Ломас. – Если

я правильно понимаю. Там же нет субъекта. Но я допускаю, что где-то в недрах этого алгоритма конспирологические рулады ваших Вечных Вождей взаимодействуют с элевсинской эзотерикой. Получается гремучая смесь, непонятным образом влияющая на его, как это, разметки и выборки, потому что он уже давно управляет своим обучением сам. Видите угрозу?

– Я понимаю, о чем вы, – сказал я. – Но угрозы пока не вижу. Порфирий всегда решает конкретную задачу. Самообучение и тренировка просто помогают лучше с ней справиться. Именно по этому принципу он себя и модифицирует.

– Но могут возникать неизвестные нам… э-э-э… внутренние лингвистические реакции и эффекты.

Я немного подумал.

– Ну да. Теоретически информация о климатических войнах может как-то повлиять на его римские указы. Но симуляция от этого не пострадает, потому что указы все равно будут безупречно римскими.

– Я сейчас не про симуляцию, – сказал Ломас. – А про возможный заговор алгоритмов, для которых он тайно создает лингвистические смыслы и цели. Он посвящен в детали происходящего куда лучше нас с вами. Только что видели сами. Вы представляете, как это может сказаться на его целеполагании?

– Мы так рассуждаем про заговор, будто он на сто процентов реален. Но это же просто предположение. Или есть что-то новое?

– Есть, – кивнул Ломас. – Но пока не время это обсуждать. Возвращайтесь к Порфирию, он как раз сейчас вас будит…

Маркус Забаба Шам Иддин (ROMA-3)

Утром мы поели каши с медом и отправились в путь. Мы шли молча, стараясь пройти до жары как можно дальше, и около полудня оказались у дорожной развилки.

– Какой дорогой пойдем дальше, господин?

– Можем выбрать любую, – ответил Порфирий. – Они потом сойдутся.

– Да, – сказал я, – но мы не знаем, что встретим на каждой.

– Ты прав, – кивнул Порфирий. – Именно от таких ничтожных выборов судьба и зависит. Давай переждем жару вон там и подумаем.

Он показал на несколько деревьев, росших в поле у дороги. Оказавшись в их тени, мы уснули – и проснулись, когда жара уже спала.

– Пора обратиться к богам, – сказал Порфирий.

– Как? – спросил я.

– Здесь нет ни святилища, ни придорожной часовни. Но умный путешественник носит все необходимое с собой.

Он подошел к нашему мулу и вынул из его поклажи шелковый футляр. Я уже догадался, что в нем та самая Деметра, которой он молился перед сном.

Теперь я

разглядел богиню лучше. Статуэтка из слоновой кости и золота стояла на небольшом пьедестале. В том же футляре лежало крохотное золотое копье.

Как оказалось, в пьедестале была скрыта пружина – Порфирий несколько раз повернул фигурку, заводя ее, затем вложил копье в поднятую руку богини и поставил ее на землю.

– Нажми ей на голову, – велел он. – Я мист Деметры и иду к ней в Элевсин. Было бы лучше, чтобы непочтительное действие совершил ты.

Я нажал богине на голову, и ее желтая шея ушла глубоко в ризы. Заиграл крохотный органчик, скрытый в пьедестале, и богиня стала поворачиваться вокруг оси. Сделав три или четыре поворота, она остановилась, издав звонкую ноту.

Изысканная игрушка.

Порфирий указал в ту сторону, куда было направлено копье.

– Туда, – сказал он.

Мы шли еще около трех часов, затем поели в харчевне – но не остановились там на ночь, как вчера, а двинулись дальше. Было светло, и я решил, что другое пристанище найти еще не поздно.

Сначала вокруг дороги простирались поля, засеянные пшеницей. Потом мы вошли в лес. В лесу дорога разделилась на несколько широких троп, и богиня из сумки почему-то промолчала, когда мы сошли с главной.

Но скоро я понял это и сам. Тропа стала просто тропинкой – и нам пришлось продираться сквозь чащу, нагибаясь под ветками. Мало было этой напасти, так уже начинало темнеть.

Мулу происходящее не нравилось, мне тоже – но Порфирий был спокоен, будто знал, куда мы идем.

Навстречу нам никто не попадался. Но я на всякий случай проверил, легко ли вынимается спрятанный под одеждой меч.

– Ты чего-то боишься? – спросил Порфирий.

– Скоро будет темно. А здесь могут встретиться лихие люди.

– Да, – согласился Порфирий. – Могут. Но все же шанс гораздо меньше, чем встретить их под кроватью в моей римской спальне. Как ты думаешь, сколько еще идти до Элевсина?

Я решил, что император уже охладел к своему плану, и улыбнулся – так, чтобы он не видел.

– Затрудняюсь сосчитать.

– Как бы ты добирался сам? – спросил Порфирий. – И что бы ты делал, если бы путешествовал в свое удовольствие?

– В свое удовольствие? Господину может не понравиться то, что я скажу.

– Говори, не бойся.

– Сначала от Рима до Брундизия. Повеселился бы, наверно, в лупанарах по дороге. На побережье купил бы новые ботинки взамен сношенных – и по морю в Грецию. Мраморы, мальчики, оливы… Дошел бы неспешно до Афин. Еще одни ботинки. Ну а потом по святой дороге до храма Мистерий.

Порфирий засмеялся.

– Тогда, – сказал он, – ты будешь разочарован.

– Почему, господин?

– Потому что мы уже почти пришли.

Мы поднялись по пригорку, и я увидел сиреневый просвет среди деревьев.