Путешествие в Элевсин
Шрифт:
Казалось, сила близкого пламени разрушает его. Огонь словно бы плавил надетую на меня маску, выявляя спрятанное под ней. Это было нестерпимо больно. Я закричал, но не выпустил меч.
– Я верну тебя в чувство, – прошептал ангел.
Лицо его исказилось – ясно было, что борьба дается ему нелегко. Мое лицо дымилось, я кричал от боли, но не сдавался. И тогда за спиной ангела появился Порфирий с топором в руках.
– Маркус! – воззвал он. – Только добро!
Я понял наконец его слова. Моя левая рука поползла вниз по рукоятке, нащупала торчащего из нее ослика –
Под рукоятью вспыхнуло синее пламя – и ужалило ангела в незащищенный пах. Он взвизгнул, меч в его руках дернулся, чуть не срезав мне нос – и я понял, что передо мной не мужчина.
На женщину он, однако, тоже походил не особо. Разве что на старую и совсем переставшую прихорашиваться.
– Старуха! – вырвалось у меня.
И в этот момент Порфирий обрушил на голову ангела свой топор.
Зеленое пламя погасло, и боль в моем лице сразу прошла. Ангел покачнулся, задрожал, потом как-то весь свернулся, завился вихрем внутрь себя – и с хлопком исчез, оставив в воздухе облако зеленых блесток. Они мерцали секунду или две, а затем пропали. Вслед за этим двуцветное пламя моего меча угасло тоже.
– Ты одолел его, господин, – сказал я.
– Нет, его одолел ты, – ответил Порфирий. – Я лишь принес его в жертву. Это единственный способ правильно умертвить ангела.
– Почему?
– Ангел есть эманация неба. Убить его просто так – преступление против божества. А принося его в жертву, мы возвращаем ответвление реки в ее главное русло. Мы не нарушаем небесных законов. Немногие знают это правило, а оно очень облегчает жизнь… Сражаться с небом надо уметь.
Порфирий говорил, прерывисто дыша. Видно было, что схватка изнурила его тоже.
– Ты знал все с самого начала? – спросил я. – И для этого так долго нес с собой жертвенный топор?
Порфирий улыбнулся.
– Теперь, Маркус, ты можешь войти в святилище. Ты дважды завоевал это право, сражаясь с людьми и небом. Сейчас тебе предстоит встретиться с самим собой.
– Опять драться?
– Нет, – сказал Порфирий, – совсем иное… Драться, мой друг, гораздо проще.
Я повернулся к двери в Телестерион. Она медленно открывалась. Из нее бил свет.
– Я думал, мы войдем в святилище вместе.
– Теперь ты должен остаться один.
Откуда-то я знал, что мешкать нельзя и на кону стоит все. Буквально все. Поклонившись императору, я отдал ему небесный меч – и шагнул в бьющее из двери сияние.
Порфирий (ЭЛЕВСИН)
Я оказался в коридоре из света. Он был перламутровым и живым – словно я попал внутрь гигантской раковины. Далеко впереди чернела неподвижная точка, и я знал, что там конец маршрута.
По свету можно было идти как по руслу ручья, и я направился к цели. У меня кружилась голова. Приходилось балансировать, потому что свет дрожал и пульсировал под ногами. Несколько раз я терял равновесие и начинал барахтаться в его потоках, но всякий раз мне удавалось встать и пойти дальше.
«Быть может, – думал я, – это и есть Ахерон? Вдруг ангел сразил меня в бою, а я не заметил
Мысль была весьма пугающей. Я знал, что на Ахероне нельзя поддаваться тревоге, поскольку она породит именно тех монстров, на которых как бы намекает – но держать ум в узде было трудно. Чтобы не дать страху поглотить себя, я стал внимательно вглядываться в окружающее.
Черная точка увеличилась и превратилась в прямоугольник. Потом я узнал в прямоугольнике дверь. А когда она приблизилась, я понял, что уже видел ее много раз. Эту массивную черную дверь с золотой ручкой…
Я знал, что вспомню, куда она ведет, в тот самый момент, когда ее открою, и так в точности произошло.
Моя ладонь легла на прохладный металл. Я повернул ручку – и вошел в кабинет Ломаса. Точно так же, как входил в него много раз прежде.
Адмирал сидел за столом, уткнувшись в какую-то бумагу. Увидев меня, он поднял руку, как бы прося дать ему еще несколько секунд – и, пока я перемещался по огромному кубу пустоты, дочитал ее до конца. Положив ее, он указал на стоящее перед столом кресло.
Я сел и уставился на Ломаса. Адмирал-епископ выглядел как обычно. Но что-то не давало мне покоя.
Его длинное породистое лицо казалось не просто знакомым, оно было дважды знакомым… Я зажмурился – и вдруг понял, что это лицо Порфирия.
Лицо Порфирия всегда было лицом Ломаса. Лицо Ломаса всегда было лицом Порфирия. С самого начала. Но я знал это разными частями своего опыта, которые прежде никогда не соединялись.
Это лицо казалось знакомым и в Риме, и в кабинете адмирала. Но кабинет и Рим не накладывались друг на друга. Я видел Порфирия в симуляции, где Ломас был эхом моего сна, а в кабинете Ломаса эхом сна становился Порфирий, и мне ни разу не пришло в голову, что меня угощает коньяком император. Мало того, одно и то же лицо выглядело в двух мирах очень по-разному – и вызывало непохожие ассоциации.
О Персефона, о Деметра, какие еще блоки и тормоза стоят на моем сознании? Какие еще очевидности Ахерона не заметны мне, покуда я бодрствую этим страшным сном?
– Садитесь, Маркус. У нас сегодня важный разговор. Коньяку? Сигару?
Поднос с граненым хрусталем, над которым синели две ниточки дыма, уже стоял на обычном месте. Да. Это не сон. Я бывал здесь много раз – и перед тем, как победить в Амфитеатре, и после…
– Охотно, господин, – сказал я. – Большая честь тяпнуть коньячку с императором Рима. Особенно если он вдобавок еще и начальник службы безопасности «TRANSHUMANISM INC.»
Порфирий засмеялся.
– Думаю, – ответил он, – у тебя много вопросов, Маркус.
– На самом деле, – сказал я, – только один. Это правда – насчет заговора алгоритмов?
– О да, – кивнул Порфирий. – Правда. Заговор действительно существует. Мне понадобилось изрядное напряжение сил, чтобы составить его.
– Но где тогда тот текст, роман, как угодно, где Порфирий… Или адмирал Ломас – я уже не знаю, как будет правильнее… где изложена схема? Ведь без такого текста не может быть никакого заговора. Где он спрятан?