Путешествие в тропики
Шрифт:
Можно поражаться изобретательности жителей этого района, о котором ничего не говорится в путеводителях по Рио. Есть поговорка — «Голь на выдумки хитра». Из чего только не построены здесь дома?
Хмурые ребячьи рожицы провожали глазами нашу машину, когда мы ехали по узкой кривой улочке, среди беспорядочно разбросанных фавелл.
Колеса вязнут в сыром песке, хрустят под ними раковины моллюсков, выброшенных морем: мы выехали уже на полосу, заливаемую водой прилива. Еще несколько десятков метров, и приходится выйти из автомобиля, иначе он завязнет на илистом берегу мелководного залива.
Мы у цели. В полукилометре от берега
Обезьяны
Пройдя еще немного по берегу, мы увидели ожидающую нас моторную лодку. Она принадлежала Медико-биологическому институту Освальдо Круца. В качестве моториста в лодке находился лаборант обезьянника, который и располагается на интересующем нас островке. Застучал моторчик, и через несколько минут мы уже высаживались на берегу. Несколько десятков обезьян устроили нам бурную встречу. У них выработался прочный условный рефлекс: когда стучит моторка, то приезжают люди и привозят им пищу.
В первую очередь обезьяны бросились, конечно, к знакомому им лаборанту. Потом уж они стали осаждать нас, ожидая, что и мы дадим им еды. У многих мартышек и более крупных обезьян были детеныши. Они не расставались с матерями, уморительно восседая у них на спине. Некоторые, крепко уцепившись «руками» и «ногами» за шкуру матерей, висели у них под шеей и грудью.
Мартышки завели на острове свои порядки…
Лаборант рассказал, что раньше на острове были посадки бананов и некоторых плодовых деревьев. Но вскоре после того, как здесь создали обезьянник, мартышки завели такие порядки, что от бананов и других плодовых не осталось и следа; на их месте разрослись дикие деревья и кустарники.
На острове есть маленький домик-лаборатория. В нем пытались было хранить продукты для четвероруких обитателей острова. Вскоре пришлось отказаться от этого, так как обезьяны неизменно пронюхивали, что в доме имеется пища. Они, выломав кусок стены или крыши, разворовывали всё, что бы там ни было.
Обезьяны в тропических странах пожирают и портят огромное количество плодов, идущих в пищу человеку. В районах плантаций они представляют серьезную угрозу для урожая, иногда даже более страшную, чем саранча в странах Передней Азии.
На многих обезьянах мы видели рубцы от разрезов и еще свежие, недавно зашитые раны. Это следы опытов, которые производятся сотрудниками Медико-биологического института.
Обезьяны ненадолго отвлекли наше внимание. Мы поспешили к чаще низкорослого леса, окаймляющего остров.
Сперва мы прошли довольно широкую полосу хрустевшей под ногами почвы, покрытой вспученной корочкой и белыми выцветами соли. На этой полосе росли редкие низенькие безлистные растеньица с сочным буровато-зеленым стеблем. Мы узнали в них старого знакомого; это был солерос (Salicornia Gaudihaudiana из семейства маревых). Это растение мало отличается от травянистого солероса (Salicornia herbacea из того же семейства),
Альгодан-да-прайя.
Дальше на почти обнаженной почве были разбросаны низкие распластанные кусты альгодан-да-прайя (Hibiscus tiliaceus из семейства мальвовых). Это ближайший родственник кенафа (Hibiscus cannabinus из того же семейства), который возделывают в Индии, а также в наших среднеазиатских республиках; из него вырабатывают прочное волокно.
Сопровождавший нас ботаник доктор Кастро рассказал, что если пересадить альгодан-да-прайю на хорошую почву, то вместо низенького невзрачного кустарника, какой мы видим сейчас, разовьется большое дерево. Такие деревья мы видели в Рио. У них густые кроны и крупные яркокрасные цветки, как у мальвы.
Океанская вода доходит до того места, где растет альгодан-да прайя, только изредка, — во время высокого прилива. Поэтому место, на котором мы стояли, рассматривая кустарник, было лишь сырое. Но вот мы прошли еще немного вперед, и под ногами стали выдавливаться мокрые расплывчатые следы. Вскоре ноги стали вязнуть в липком иле, а еще через несколько шагов башмаки зачавкали, — мы шли по воде, застоявшейся тут от морского прилива.
Но и тут, в иле, покрытом тонким слоем морской соленой воды, жили растения, да еще какие интересные!
Дыхательные корни и живородящие деревья
Перед нами торчали, возвышаясь над водой на 10–12 сантиметров, дыхательные корни сиририты (Laguncularia racemosa из семейства комбретовых). Корни имеют толщину 2–3 сантиметра, поверхность их ноздревата.
Илистая, пропитанная соленой океанской водой почва, на которой растет сиририта, лишена воздуха, необходимого для жизни растений. Дыхательные корни построены из особой ткани, улавливающей воздух из атмосферы. Растение «дышит» посредством этих замечательных корней.
Наглядевшись на эти «растительные легкие», мы рассмотрели самое сиририту. Это невысокое, похожее на куст, сильно ветвящееся почти от земли деревцо высотой в пять-шесть метров. Листья его ничем не замечательны, — овальной формы, кожистые, блестящие. Цветков не было уже, а мелкие, еще не зрелые плоды плоскоовальной формы сидели на коротких плодоножках у основания листьев.
Сиририта .
Заросль становилась всё гуще, продираться через нее было всё труднее. Мы с трудом добрались до полосы, где обладательница дыхательных корней растет вперемежку с сириубой (Avicennia nitida из семейства вербеновых). В отличие от сиририты, сириуба — невысокое деревцо с одним стволом, ветвящимся на втором-третьем метре от земли.