Пути Господни
Шрифт:
Эти снова звучали у него в ушах, будили ночью и… пропускали мимо ушей другие. В основном – слова Хозяев.
Хозяйка Рената в последнее время стала нервной… кричала на Рхата, на Лизу, даже на Хозяина Брайена, часто без повода. Потом плакала, просила прощения.
Даже у Рхата просила.
Он прощал.
Ради встреч с Боэтой он был готов снести все крики мира, и ругательства, и оскорбления, и даже побои…
– Это мой план, в общих чертах. Нам необходимо проработать детали. Кто войдет в нашу десантную
– Боэта, я люблю тебя!
– Да погоди, Рхат!
***
Но некоторые бывшие братья и сестры безвозвратно погрязли в грехах и скверне.
Глядя на них, сердце Великого Сонароллы обливалось кровью. И не переставал он молиться за заблудших…
Летопись Исхода
Глава 3. часть 3
– Отринь заблуждения, прими истину природы Учителя. Влейся в лоно братьев.
– Пошел ты!..
Склады были заполнены полками и стеллажами, стеллажи были заполнены вещами. Нужными, как воздух, неприметными, как тень.
Вещи вынесли, спешно рассовав по освободившемся каютам.
Склады и полки заполнили людьми.
– Выйди к братьям и сестрам, публично покайся, публично прими наши взгляды. Стань одним из нас.
– Пошел ты!..
Их вызывали по одному. Неулыбчивый Харлампов, сопровождаемый парой рослых аграриев, конвоировал… задержанного бесконечными коридорами Ковчега. И хмурые взгляды щедро рассыпали на пути процессии острые камни.
Всякий раз, вызывая очередного заблудшего, Харлампов краснел девицей на выданье и старательно прятал глаза.
– Касьянов! – кидалось в сумеречную темноту склада.
– Иду!
Беседовал Александр Сонаролла, лично, с каждым. Он не прятал глаза – худой текстильщик, имеющий титул Пастырь и окруженный сонмом единодумцев.
– Познай истинное учение, и все, ты – свободен. Выйдешь отсюда, вернешься к семье…
– Пошел ты!..
Они упорствовали, эти инакомыслящие, упорствовали в своих заблуждениях.
– Учитель, Отец наш небесный, - не раз и не два Сонаролла возносил молитву тому, кто мудрее его. – Вразуми непонятливых, наставь на путь истинный заблудших. И дай мне сил и терпения воплотить волю твою. Прибави мудрости понять ее и отыскать пути претворения. Слава.
– Слава! – эхом вторили присутствующие, возносящие схожие молитвы.
– Отринь… прими… покайся… войди…
– Пошел ты!..
Терпение в этот час было превыше мудрости.
Терпение есть добродетель. Добродетель присуща не всем.
Брат Рав Танг, раскрасневшийся от обращения инакомыслящих, подскочил
– Ах, пошел я?.. Да пошел ты!
Худая рука свистнула плетью.
Знанский упал, не столько от удара, сколько от неожиданности.
Алая густая кровь текла по подбородку.
– Отринь…
– Пошел…
– На!!
Глухой звук удара и жизненная влага брызжет рубиновыми каплями.
– Прими…
– Пошел…
– Получай!
И руки убрались кровью.
Чужой кровью.
Энтони Левицкий, потирая костяшки пальцев, склонился над братом.
– Ты откажешься от своих взглядов!
Ответом служил кровавый сгусток, презрительно сплюнутый разбитым ртом.
***
Высокого Трибунала ярусами не обойдешь.
Из сборника «Устное народное творчество»
Авраам Никитченко – Великий Пастырь испытывал удовольствие. Удовольствие смотреть на врага сверху вниз.
Лакомство для гурманов.
Именно на врага.
Если таковые отсутствуют – их следует выдумать.
Авраам выдумал.
Вытащил первую попавшуюся занозу из задницы и воткнул на вакантное место недругов.
Первая ласточка.
Давняя заноза.
Ничего, за ней придет черед остальных.
Засиделась, застоялась Мать Церковь. Зажралась! Авраам Никитченко мог так говорить – кому, как не Великому Пастырю?
Скоро, очень скоро, он слегка разворошит это гнездо, добавит огня под вяло булькающим киселем.
Учитель говорит: «Мир не стоит на месте». Застоялся, заждался настоящей работы люк Утилизатора.
Его пастыриат запомнят, ах как запомнят. Благодарные потомки будут вспоминать имя Авраама Никитченко, наравне с именами легендарных Великих Пастырей: Александра Сонароллы, Хоакина Морозова, Робура Линкольна. Доброжелатели будут превозносить его до звезд. Недоброжелатели… недоброжелателей не останется.
– … празднике… конкурса поэтов… ваши люди… арестовали юношу… техника…
Этьен Донадье произносил свою речь. Пламенно, с жаром. Сбиваясь с темы на тему и делая паузы в совершенно неожиданных, самое главное – неподходящих местах.
Великий Пастырь поморщился. Технарю, проводящему большую часть жизни среди безмолвных механизмов, никогда не освоить, не осознать многозначительность пауз, силу шепота, музыку крика, исчерпываемость недосказанного.
Этьен – милый враг, ты стоишь и краснеешь, ты так и не научился скрывать своих чувств. Теперь не научишься. И дело совсем не в возрасте или закостенелости характера. Просто – поздно. Слишком поздно. Время. Этьен, оно идет, оно движется, отсчитывая последние часы, дни, возможно – по самым оптимистическим прогнозам – недели. Оно идет, и оно работает на меня, на нас.