Пути и судьбы
Шрифт:
Теперь они жили иначе: Микаэл получил в центре города удобную четырехкомнатную квартиру. В одной из комнат они устроили спальню, в другой — столовую, в третьей — кабинет Микаэла. Четвертая, самая маленькая, но и самая светлая, предназначавшаяся строителями для детской, могла оставаться пустой, если бы Микаэл не предложил Беркруи — дальней родственнице Марты, бездомной и одинокой женщине, поселиться у них навсегда и помогать Лене по хозяйству.
Лена радовалась новой квартире и самодовольно расхаживала из комнаты в комнату. Однажды, проходя мимо большого овального
Неужели старость?
Отойдя от зеркала, Лена остановилась перед портретом мужа, висевшим на стене в спальне. Этот портрет она сама дала увеличить и вставить в большую овальную раму.
Из рамы, слегка сощурив глаза, смотрел на нее сейчас Микаэл, как всегда серьезный, с какой-то затаенной печалью в глазах. Слегка вскинутая голова и твердая линия подбородка придавали какое-то гордое и величественное выражение его мужественному лицу с густой щетинкой усов над верхней губой. На самом деле Микаэл таким не был: в жизни лицо его оставалось всегда спокойным и бесстрастным.
А может быть, впрочем, он и в жизни такой, как на портрете, только Лена этого не замечает? Да ей и не приходилось за последние годы так внимательно вглядываться в лицо мужа!
Судя по портрету, Микаэл выглядел куда моложе, чем она. У него в волосах не было ни одной сединки.
— Да, друг мой, годы идут, а ты, кажется, чем дальше, тем все более… молодеешь, — прошептала Лена.
Неверными шагами вышла она из спальни. Словно не того ей было жаль, что уходят годы, а того, что муж «все молодеет», не меняется…
Зазвонил телефон. Лена недовольно оглянулась. Кто бы это мог быть? Не иначе, как какой-нибудь пациент Микаэла. А может быть, кто-нибудь из родственников или приятелей. Приглашение на консультацию, на совещание. А не то и сам Микаэл: сообщит, что придет поздно, — это тоже не новость.
Лена неторопливо подняла трубку.
— Это квартира Аразянов? — услышала она чей-то бархатный баритон.
— Да. Кого вам?
— Лену…
— Слушаю вас.
— Лена, Леночка?.. Вы?.. Чуть не умер, вас разыскивая. Знаете, кто с вами говорит? Нет?.. Неужели не узнаете? Геннадий… Отец Левы…
Хмурое лицо Лены мгновенно прояснилось.
— Геннадий Захарович? Вы здесь, в нашем городе?
— Да, да, моя дорогая. Третий день. Я и в больницу, и в клинику… Называю вашу девичью фамилию — никто не знает. У нас, говорят, такой нет. Вы, оказывается, успели выскочить замуж? Ишь вы какая!
Геннадий Захарович был отцом Лениного институтского товарища — Левы. Этот юноша, беззаветно влюбившись в Лену, чуть было не покончил из-за нее самоубийством. Он уже написал свое последнее письмо и, оставив его на столе в столовой, заперся в соседней комнате. Но в последнюю минуту не решился на роковой шаг… Впоследствии об этом все узнали, и Лева сделался предметом насмешек.
Лена жалела этого болезненного, тщедушного юношу, в высшей степени порядочного и доброго,
Правду сказать, Лене это нравилось. Разве такая любовь не возвышает? Пусть ждет и надеется.
Но взаимности она ему не обещала. Дружбу — пожалуйста, сколько душе угодно… Она не гнала от себя этого влюбленного юношу, как, впрочем, и всех своих поклонников. Да и зачем их прогонять? Что в них вредного? Пусть себе любят. Ведь это ее ни к чему не обязывает.
Ну, а дальше? Что же побудило Лену отказаться от дружбы с Левой?
Посещая Леву, Лена познакомилась с его семьей и особенно подружилась с его отцом — Геннадием Захаровичем. Это был еще полный жизни, элегантный и красивый мужчина. Вначале Лене и в голову не могло прийти, что она может удостоиться его внимания.
Когда Лена засиживалась допоздна, ее вместо Левы иной раз провожал до общежития Геннадий Захарович.
— Ты немного простужен, Левик, я провожу ее сам, — говорил он, надевая подбитое мехом пальто. Проводив Лену до общежития, он корректно прощался с нею на углу улицы и возвращался домой.
Геннадий Захарович с особым, свойственным ему юмором, говорил с нею только о сыне. Рассказывал о его детских проделках, выдумках, забавных проказах.
Вначале Лена даже не замечала, что в минуты прощания Геннадий Захарович дольше положенного задерживает в своей большой горячей руке ее тоненькую руку. А когда заметила, то решила проверить — случайно ли это.
Нет, где уж там случайно! Лена была далеко не ребенком, чтобы ошибиться. Острое чутье не обмануло ее и на этот раз.
Вскоре имя Левы совершенно исчезло из их разговоров. Провожая Лену, Геннадий Захарович говорил о чем угодно — о театре, о книгах, о дальних путешествиях, только не о сыне.
Подойдя к общежитию, он шутливо заявлял:
— Ну, вот, Леночка, и наш угол…
«Наш угол», — так он и запечатлелся в памяти Лены.
Пространные рассказы Геннадия Захаровича о дальних путешествиях обычно на углу не завершались, а останавливались где-нибудь на середине. Иногда Лена просила его досказать, и Геннадий Захарович, заключив ее маленькую ручку в свои ладони, неторопливо доканчивал свое повествование.
А однажды — Лена никогда не забудет этой зимней ночи, когда вокруг стояла глухая, сонная тишина, — Геннадий Захарович так забылся, что вдруг крепко обнял Лену, прижал к себе и впился в ее холодные влажные губы поцелуем, показавшимся ей долгим, как вечность. Это было так неожиданно, что она даже не успела воспротивиться.
Вот этот самый Геннадий Захарович и звонил ей.
Зачем он сюда приехал, по какому делу, какой ветер занес его на юг?..
5
— …С делами своими я уже покончил и сегодня уезжаю, Леночка… Жажду вас видеть.
— Приходите, пожалуйста, к нам, — любезно пригласила его Лена, — наш адрес…
— Нет, нет, — перебил ее Геннадий Захарович, — это, пожалуй, немного неудобно… мы с вашим мужем незнакомы…
— Где же, в таком случае?