Пути следования: Российские школьники о миграциях, эвакуациях и депортациях ХХ века

Щербакова Ирина Викторовна

Я живала под крышами разными:

Черепичной, железной, бамбуковой,

Жизнь текла не обычными фазами,

А контрастными – счастьем и муками.

В разных бегствах и эвакуациях

Научилась бросать все любимое,

Научилась с людьми расставаться,

Постигать с полуслова незримое… 3

Кроме этих стихов для комментариев к фотографиям в альбомах она использует стихи Арсения Несмелова, Нины Завадской и других поэтов. Нам немало пришлось потрудиться, чтобы найти этих авторов. Потому что мы сначала думали, что это ее стихи. Тем не менее очевидно, что Маргарита Петровна была человеком, любящим литературу. А обращение к эмигрантской поэзии свидетельствует о жившей в ее душе тоске.

И она решила вернуться в Россию, домой… Собрала документы на выезд в СССР. Маршрут возвращения был выбран, как и многими русскими харбинцами, один – через освоение целинных земель.

Привыкшая жить в хороших условиях, Маргарита Петровна понимала, что вся семья подвергается серьезным испытаниям. Что могло ее остановить? Орловские не очень стремились в неизвестную им Россию, но возражать матери было трудно. И вот, получив визу, 9 июня 1955 года, в теплушках с надписью «Люди» они выехали из Китая. Виктор Орловский,

который к этому времени завершил первый год обучения в харбинской гимназии, хорошо помнит свои впечатления от дороги. Рассказывает, что было очень красиво, кругом сопки, покрытые лесом. Поезд шел медленно, подолгу стоял. На больших станциях задерживался на день-два. Успевали сходить в баню и даже в кино. Никто не знал о точном времени отправления. Несколько раз родители, большие любители кино, отставали, догоняли своих на других поездах. Бабушка возмущалась, но потом все повторялось снова.

Запомнился Вите эпизод, когда проезжали мимо стада коров, пасущихся близ железнодорожного полотна, один из пассажиров успел подоить корову и догнать с бидончиком состав. Питались в пути сухой копченой колбасой, на остановках покупали картошку. Горячая вода была бесплатной. На станциях продавали пирожки с ливером.

В вагоне были наскоро сколоченные дощатые нары в два этажа. Половина вагона занята вещами, в другой половине размещались люди.

В конце июля прибыли к месту назначения. Согласно удостоверению № 4697, «Министерство совхозов СССР направляет Орловского Виктора Матвеевича [вместо Матеушевича в документе уже значится «Матвеевича», так, видимо, светским чиновникам было привычнее и удобнее] с семьей в распоряжение Калмык-Кульского совхоза Акмолинской области Молотовского района».

Поселили в здании школы, где уже было размещено несколько таких же, прибывших из Харбина семей. В.М. Орловский был определен бригадиром строителей, собирающих щитовые домики. Женщины не работали. Было трудно – удобств никаких, вода привозная. Да и изначально целина была выбрана семьей как трамплин для возвращения на родину, а не как способ «искупления эмигрантами своей вины».

Уже к сентябрю семья переехала в Новосибирск, где жили родственники В.М. Орловского. Ютились первое время в землянке, потом построили насыпной домик (стены из двух слоев досок, между которыми навалена земля). В зимнее время в Сибири такое жилье плохо удерживает тепло. Было тяжело. Но через несколько лет построили вполне приличный дом. Из школьной жизни этого периода Виктор Орловский-младший помнит, что первое время его дразнили одноклассники, правда, для него совсем не обидным словом «гимназист». Причиной была его гимназическая форма, в которой он обучался еще в Харбине. Кличка отлипла после того, как он парировал: «А Ленин тоже был гимназистом». Тут уж, действительно, не подразнишь – так и Ленина можно обидеть! Закончил Виктор среднюю школу, затем сельскохозяйственный институт – образование в семье всегда было ценностью. В.М. Орловский работал на заводе Чкалова, но его не допускали в секретные цеха, подвергали различным проверкам. Маргарита Владиславовна работала в школе, в детском доме. Скончалась в 2001 году. С приездом в СССР прервалась связь семьи и с зарубежными родственниками.

Завершая работу, почти с сожалением расстаюсь с героями своего повествования, такими теперь родными, а вчера еще совсем незнакомыми… В этом и есть, думаю, главный смысл всех моих усилий. Более того, мама твердо решила начать поиски родственников (теперь уже детей и внуков Конкордии и Раисы) за рубежом, уехавших в свое время в разные страны.

Примечания

1 Жарова Л.Н., Мишина И.А. История Отечества. М., 1992. С. 325.

2 По материалам сайта «Большая энциклопедия русского народа»: http://www.rusinst.ru.

3 Стихи Виктории Янковской цит. по: Харбин: Ветка русского дерева: Проза. Стихи. Новосибирск, 1991.

Фактория Сым – территория жизни?

Антонина Вахрушева

Школа № 47, г. Енисейск, Красноярский край,

научный руководитель Н.В. Ившина

Моя фактория Сым – национальное село. Здесь живут эвенки и кеты, представители коренных народов Севера, оказавшиеся в нынешних экономических условиях самой незащищенной частью населения Енисейского Севера. Общая численность населения в 2007 году 138 человек, из них кеты – 23 человека, эвенки – 17 человек, русских – 98, из них староверов – 80 человек. Редкие приезжающие иногда называют местных жителей «аборигенами». Мне за них обидно, но по большому счету это так, они отличаются от других людей своим поведением, характером, нормами жизни, ведь цивилизация больших городов нам недоступна по разным, в том числе социально-экономическим, причинам.

Я – русская и коренная жительница фактории (прожила здесь 16 лет). Наша фактория является в буквальном смысле «рогом изобилия». Здесь можно заниматься сельским хозяйством, охотой, рыбалкой, сбором ягод и грибов, кедровых орехов. Можно заготавливать дрова на зиму, не имея специальных средств для передвижения – машин, мотоциклов, – все эти природные богатства находятся рядом, под боком.

Но здесь, в этом маленьком пространстве, остро стоят проблемы демографии, здравоохранения, миграции, здорового образа жизни, правопорядка, образования. Везде вроде налаживается жизнь, но у нас она замерла и течет по своим неписаным законам. Здесь мы оказались затерянными во времени.

Самые ранние сведения о Сыме я нашла в исследованиях и описаниях Г.Ф. Миллера, относящихся к XVIII веку. «Кроме них к Енисейску уже были приписаны две другие остятские волости, расположенные на реке Енисей и впадающих реках Касе и Сыме, которые впоследствии также были слиты в одну волость под названием Касовской и Сымской»1.

Что же получило коренное население взамен интенсивного вторжения в свои исконно обжитые земли?

– коренные народы Севера сделали скачок из каменного века в более развитое общество, таким образом происходило взаимопроникновение двух культур;

– стала развиваться меновая торговля, хотя коренное население меняло в основном товары на пушнину;

– были переняты у русских вредные привычки, пьянство, курение;

– на сегодняшний день произошла почти

полная потеря собственных традиций и национальной культуры.

Все вышеперечисленные факторы сказываются на жизни нашей фактории.

Как в фактории Сым выбирали советскую власть

Эту главу я писала, пользуясь подлинными документами городского архива 1920-1930-х годов: протоколами Сымско-Касского национального совета (1924), протоколами заседаний и общих собраний граждан родовых и общих собраний национальных советов, документов северного инспектора Е.С. Савельева по обследованию экономического состояния Севера (1924), обзорами работы национальных Советов (1924).

В этих документах я нашла убедительные примеры того, какие бурные события в этот период разворачивались в таком малонаселенном месте, как фактория Сым.

Дело в том, что я хотела понять, почему коренные жители Енисейского Севера (эвенки и кеты) оказались сегодня в таком бесправном нищенском положении, почему исчезли их традиционные занятия и промыслы.

Территория Сымской тайги до 1940 года относилась к Туруханскому краю. В 1925 году было проведено административно-территориальное деление Сибири, по которому Сымская тайга вошла в состав Восточно-Сибирского края (предшественник Красноярского края).

Отдаленность нашей фактории от городов и административных центров лишь на недолгое время задержала советизацию фактории. Опираясь на архивные материалы 1920-1930-х годов, можно сказать, что большие изменения в жизни коренного населения стали происходить именно в это время. Советская власть начала активно заниматься налаживанием контактов с местным населением. Все население Сымской тайги жило в стойбищах, отдаленных друг от друга на десятки километров, занималось рыбным промыслом, охотой, разводило оленей и менять в своей жизни ничего не хотело. Это подтверждается материалами из «Отчета поездки на Север врачебной экспедиции» Д.А. Кытманова в 1925 году (Кытманов – молодой врач, много времени отдававший обследованию коренного населения, в том числе района Сыма):

«Река Сым совершенно необследованная, устье ее находится в 8 верстах ниже деревни Ярцевой. На протяжении селений нет, и только у Кол окольного Яра [от сегодняшней фактории Сым 6 км] живет русский промышленник, из бывших политических ссыльных. В фактории мы были радушно встречены Сымскими тунгусами. Здесь находится туземное потребительское общество „Монокон-Бологон“, это единственная торговля по всей реке. Тунгусы проявляют в торговле большую инициативу. Председатель Правления, члены ревкомиссии – все тунгусы, только приказчик и счетовод – русские. С точки зрения экономической тунгусы Сымской группы производят впечатление сравнительно обеспеченных. Всех туземцев считают 135 душ».

Началась работа по вовлечению эвенков и кетов в «строительство новой жизни». В район Сыма пришли первые агитаторы, сюда направлялись экспедиции.

Представители новой советской власти хотели наладить быт, переселить всех кочевавших эвенков из традиционных чумов в дома. Что же из этого получилось?

Что было на месте фактории 85 лет назад?

На берегу реки Сым стояло несколько домов (фактория), в которых проживали русские, они продавали и обменивали добытую эвенками пушнину на товары первой необходимости. В 1924 году на месте нынешней фактории Сым был организован первый национальный родовой совет.

Вот выдержка из «Протокола заседаний Сымско-Касского национального совета» с резолюцией, адресованной временному председателю сымского рода Матвею Лапушкину:

«С получением сего предлагается Вам приступить к сбору туземцев, кочующих в районе Большого Порога (это на реке Сым), как сымского рода, так и всех остальных родов, для проведения общего собрания».

Это были первые общие собрания, и эвенки и кеты в то время, почти все говорившие на своем родном языке, вряд ли что-нибудь могли из них понять. Протокол именно этого собрания я в архиве не нашла. Взяла тезисы из другого выступления Е.С. Савельева, потому что могу предположить, что текст его доклада, скорее всего, не менялся и именно с ним он выступал во всех стойбищах и чумах.

«Инородческий тунгусский родовой съезд считает поступки царизма неправильными; русских рабочих и крестьян, свергнувших царя, съезд приветствует. НЭП считает необходимым в создании промышленности и хозяйства в разоренной республике. Что коммунисты – есть действительный защитник трудящегося народа, он стоит на защите пролетариата тунгусов. Он приносит благодарность за ликвидацию войны инструктору Савельеву за его заботливость и внимание к нуждам тунгусов».

Из этого абсурдного постановления 1925 года можно сделать вывод, что коренное население вряд ли понимало политическую обстановку в стране и идеология большевиков навязывалась мало понимающим ситуацию эвенкам и кетам. Жители Сыма ходили на собрания, не осознавая, что происходит, ведь в 1925 году все население Сымской тайги не умело ни читать, ни писать.

С первых дней советской власти на территории Сыма эвенков и кетов, объединенных общей формулировкой «тунгусы» (во всех документах и приказах их просто называют «тунгусы», не вдаваясь в тонкости), новые власти обложили массой налогов. Брали с охотников за добытого зверя на охоте, за дрова, налогом облагались даже собаки и олени. Советские сборщики могли отловить любого эвенка и взять с него все, что только можно было. И все это объяснялось нуждами молодой Страны Советов.

Следующая кампания развернулась за переселение эвенков из чумов в деревянные дома. Из обзора работы национальных советов Туруханского РИКа по протоколам обследования быта туземцев:

«Данные Сымско-Касского родового совета. Несмотря на сильные морозы, доходящие до 60 градусов и выше, несмотря на кочевой образ жизни, туземцы не имеют, абсолютно никто, хорошего зимнего чума, печей нет, обогреваются туземцы у костра, разложенного посередине чума. Бороться со всем перечисленным можно только путем переселения населения и постройки им домов».

Эвенки долго не могли отвыкнуть от кочевого образа жизни, не признавали кроватей, мебели. Старожилы Сыма вспоминают, что рассказывали об этом их родители. Старики жили в настоящих чумах. Многие видели, как один такой столетний эвенк сидел в чуме, курил длинную трубку и пел что-то вроде: «У-у-у». Переселение проходило очень тяжело, привыкшие к жизни в чуме разбирали печи, чтобы развести привычный для них костер, на котором можно было сварить мясо. Вся жизнь в чуме сотни лет проходила возле огня.