ПВТ. Лут
Шрифт:
— Он мог иметь все и всех, люди желали умереть по одному его слову. Именно Глашатай сыграл ключевую роль, переломив ход Триумвирата. Просто появился однажды и песней увлек за собой корабеллы и часть армии.
— Но почему?
Русый пожал плечами.
— Никто не знает истинных причин.
— И что случилось после?
— Все сгинули. Ни корабелл, ни самого Глашатая больше не видели. Вторые — истинные мастера слова и обмана.
— Это неправда, — резко опроверг Джуда, — вы так говорите, будто знали их.
—
Парень отвернулся.
— Джуда, — вкрадчиво проговорил Волоха, — если вдруг тебе известно о Вторых... о каком-то из их потомков, волей Лута или его происком оставшемся в живых... Скажи мне.
— Почему я должен вам верить?
— Если вскроется, что кто-то из потомков Вторых жив… Ты просто не представляешь, к чему это приведет. Эфорат и Башня так просто не оставят и в стороне не останутся.
— А вы будто бы способны что-то изменить, — совсем тихо откликнулся Джуда.
Он помнил — не свое имя, но как жгли подобных ему, тех, кому повезло меньше, кто не успел сформироваться достаточно, чтобы иметь силу оказать сопротивление лампариям.
Он не собирался рассказывать об этом Волохе.
— Я — способен, — хмыкнул русый, вглядываясь в открытые глаза корабеллы, — действительно способен.
***
Лут был спокойным, словно ночь в середине лета. Сезон, посмеивалась команда. Лучше не придумать для путешествий-экспедиций.
Еремия плавно скользила в пространстве, выискивала добычу. Спинной плавник — арфа, она же флаг — продольно делящий узкую палубу на две равные части, бесшумно горел золотисто-оранжевым, боковые плавники — рули высоты — предупреждали встречных холодным синим цветом. Лопасти движителя, хвостового оперения, мерцали тихой зеленью.
Джуда перед отправкой в рейс инструктировал сам Волоха. Говорил так: оперение у корабелл может быть различных модификаций и пигментации. Иной раз оно служит для сложного маневрирования, для активной охоты или приманки, оглушения или защиты, для демонстрации намерений или же охлаждения тулова. Истинные корабеллы умели регулировать окраску, втягивать оперение в углубления тела… Оперение было снабжено нервными окончаниями, что, вместе со срединной линией, помогало корабелле ориентироваться в пространстве Лута.
Для лучшего взаимодействия люди разработали упряжь для корабелл, комплект снаряжения, позволяющего в случае необходимости перехватить управление или защитить корабеллу. Так, с помощью правила, длинного рычага, можно было изменить ход движения вручную или, приложив свои усилия, умножить скорость самой корабеллы.
Защищая людей от падения, корабеллу оснащали кольцами и страховочной сетью.
Коромысло со спасательными шлюпками-автономами, в мирную пору служащими равновесами и бамперами, было плотно поджато к стройным бокам Еремии.
У левого борта сбилась компания:
Трепался, как обычно, Дятел:
— А я все думаю, что Волоха на своей теории загоняется, и пока не сыщет подтверждение-опровержение, его за уши из Лута не вытащишь. Так и будет до смерти рыскать.
— Что за теория? — заинтересовался Джуда.
— Слыхал о Великом Аттракторе?
Юноша отрицательно помотал головой. В дела команды его посвящали редко, но исключительно метко.
— Можно я, можно? — встрепенулся Мусин, на миг бросив переливать карточную радугу из рукава в рукав.
— Валяй на здоровьичко, — отмахнулся Дятел.
Мусин приосанился, зацепил пальцами черную жилетку, выпятил грудь.
— Дело в том, мой юный друг, что наш капитан считает: и Лут, и Хомы, и корабеллы, и веллеры — есть беспримерный циркус. Все знают, что Хомы движутся только вперед, так? Но Волоха предполагает, что они просто обречены на влечение Великого Аттрактора, центра притяжения всего сущего, всего сотворенного...
— Такое возможно?
— Да почему бы нет? — откликнулся Буланко, закидываясь новой порцией семечек. — К сожалению, мы не располагаем оборудованием достаточным для точных измерений, но Волоха не теряет надежды и...
— Эй, а про Песню Песней ты ему рассказывал? — Дятел сунул локтем Мусину под тонкие ребра.
— Еще нет, — сказал парень, морщась и отворачивая лицо от терпкого папиросного дыма, — но это больше из области сказок, а, значит, твоя вотчина.
— Ну, ты паршивец...
— Но, позволь, раз мы вступаем на территорию теорий, лишенных какой бы то ни было...
— Ой, захлопнись! Значит, так, Кальмар, слушай папочку. У нашей рыси есть идэ-фикс, что костяк живого пространства Лута, его основа, его язык, записан в виде кода. Матрица из нот. И весь этот шапито вокруг вполне реально поднастроить под свою жопу. Для этого стоит лишь в верной последовательности пропеть несколько нот — какая-то там морочка с звуко-шифром, частотными колебаниями. Но рыба-фиш в том, что человеку горло драть бесполезно. Не то. Только особенно продвинутые из Вторых смогли бы. Да вот беда, что Вторых-то всех под корень выкосило.
Ученые дружно замолчали. Ничего не говорил и Джуда, вперясь яркими черными глазами в великое ничто за бортом.
Согласную тишину разбил голос капитана:
— Старпом! Есть цель!
— По места-а-а-ам! Т-корабелла, пятый класс, Черный Тигр, заходим на посадку! — басом проревел Дятел, хватаясь за кольца.
Действовали дружно — так, как на Станции в далеких снегах. В первый раз, что ли?
Еремия, до этого момента прикидывающаяся безобидным желторотым трафаретом, сбросила маску, хищно вытянулась, гася лучи оперения. Волоха нежно провел рукой по гладкому боку-борту: