ПВТ. Лут

Ульяничева Евгения

Господин Мусин был отличным человеком и отличным мошенником. Легкие руки, бархатные пальцы, чуть картавая певучая речь, внушающая доверие наружность — все шло в пользу. Некоторое расстройство нервов не мешало ему смешивать карты противнику, вести строгий учет денежным средствам, элегантно носить черную шляпу с полями и очки в тонкой оправе, роскошно махать в бою кхопешем и опекать технику-лирику станции. Он хранил в своей головы сотни стихов и песен, на досуге учил «юношу» манерам и обычаям салонной

этики, чтобы «не посрамил его седины». Уважал и любил свою маму, мудрейшую женщину, чьи рецепты не раз выручали Ивановых.

И все, все работали одной командой так дружно, нарядно-слаженно, что любо было глядеть. Джуда лезть в коллектив не пытался, отирался с краешка, старательно замышляя побег. Мысли эти просек и пресек Волоха, поведав новичку о минус-ткани Лута и о том, почему из нее нельзя выбраться.

— Ай, неужели совсем нельзя? — справедливо не поверил юноша, твердо знающий, что выход, как и вход, есть всегда.

— Только если в компании, — серьезно улыбнулся русый.

На этом тонком намеке разговор и закончился.

***

Пользуясь тем, что прочие оказались крепко заняты — сбившись в просторный круг и усыпавшись серпантином, внимали гитаре, тянули до боли знакомое походно-полевое — Дятел тяжело подсел к Волохе. Разболтанный подлокотник скрипнул под немалым весом.

Русый, поморщившись, заложил пальцем книгу, глянул вопросительно. Дятел неторопливо затянулся. Сбил пепел в порожнее блюдечко с голубой каемочкой.

— Ну, гаджо, когда думаешь сняться?

— Завтра.

— Скорый какой, — хмыкнул цыган.

— Так обнищали совсем. Материала для творчества не хватает. Мусин тоже беспокоится: и закупиться надо, и подзаработать. Весь остаток у Кремальеров, но туда не полезем, пусть лежит.

— Н-да, засиделись, — Дятел поскреб косматый висок, — почитай, месяца три не вылезали. С ребятенком что делать будем? Пусть ихор нам чинит? Или в заморозку к пельменям кинем?

— Нельзя, не примет. Мало он тогда померз? С собой возьмем.

Собеседник поперхнулся дымом. Прищурился, склонился к лицу друга, вглядываясь в хвойные острые глаза.

— Шуткуешь?

— Нет.

— Волоха, гаджо, мы ведь этого Третьего едва знаем. Кто таков, откуда свалился да для чего? Как его вообще к нам забросило?

— Дятел, ты вроде не Буланко, чтобы всех на подозрении и мушке держать. Джуда парень неплохой...

— Только ссытся и глухой, — фыркнул цыган, затянулся, пыхнул дымом. — И Третий.

— Третий, ага.

Помолчали.

— Слушай, — задумчиво цыкнул Дятел, вынимая из волос друга хвойную иголку, — слушай, ты его вроде испытывал?

— Не без этого.

— И как? Правду говорят?

— «Правду говорят», — передразнил добродушно Волоха, — «по результатам исследований...»

— Ты от меня

демагогией не отмахивайся, словами-мудями я сам горазд трясти. — Раздраженно выдохнул дым цыган. — Какие опыты над Третьими проводили, знаю. Читывал гисторцев. Но этот-то парнишечка — как на твой глаз, ровно такой же?

— Другой немного. И я не про то, что с выпущенными кишками наматывал, не про волосы...

— Волосы, — хмыкнул Дятлов, — шкурка он, прирожденная. Вот и вся отличка. Еще с недельку всей компанией посидим — и пойдет он у нас на безбабье, под водочку и шпроты.

Волоха поморщился, царапнул ногтем высокий лоб.

— Он — темная материя Лута. Так что я, как врач, твой друг и твой капитан советую воздержаться. Налегай на бром. Джуда парень хороший и для нашей лаборатории словно Розеттский камень. Где бы ты еще один живой образец Третьего отыскал? А этот сам под ноги свалился.

— А кто спорит? Мы свой стержень не выбираем, — философски пожал плечами цыган, — так что? Берешь или оставляем, ну его совсем, после развинтим-раскрутим?

Волоха покачал головой, молвил с твердой усмешкой:

— Я Третьего на Станции на оставлю, Дятел. Хочу в поле испытать. Подумай, с его способностями что может получиться.

— И? Я тебя с жеребячьих лет знаю, Волоха. Что ты там еще нарыл себе на беду?

Русый туманно улыбнулся.

Цыган, не дождавшись ответа, протяжно вздохнул:

—Дааа, любишь ты множить сущности... Хорошо. Возьмем парня, юнга нам не помешает, а Еремия, чай, пуп не надорвет. Но ты знаешь, что будет, если про Третьего прознает Башня.

— Ба-а-ашня, — насмешливо протянул-передразнил Волоха, — с рыжим я как-нибудь управлюсь, не впервой с быками играть.

— Сам парню скажешь?

— Разумеется, — русый поднялся легко, вручил книгу старпому, приблизился к кружку празднующих людей, — Джуда?

Юноша обернулся. Он сидел на полу, привычной манерой подогнув ноги, казался счастливым и беспечным. Чужая серая бледность, липнущая к нему в те первые дни, ушла, оставила смуглую кожу и сильные волосы.

— Джуда, пойдем со мной, — мягко попросил Иванов и неприятно поразился, как изменилось выражение лица и глаз Третьего.

— Да, конечно, — без вопросов поднялся.

— Эге-е-е, — протянул Буланко, подкручивая колки.

Прочие обменялись взглядами. Мусин поморщился от неловкости, вздохнул, хотел что-то сказать — Инок не дозволил, незаметно стиснул кисть.

Когда Иванов и Джуда скрылись, господин Мусин шумно отхлебнул из кружки, выдохнул:

— Ой-вей, я лишь надеюсь, капитан не кинет мальчика в заморозку. Это было бы слишком жестоко, слишком!

— Не дрейфь, Муська, — пробасил Дятел, — не обидит наш Леший парня. Он детей любит.

***