ПВТ. Сиаль
Шрифт:
— Он самый, — пастух понятия не имел, что это такое, но смутно догадывался о значении.
Юга явился в сопровождении двух людей — один, отменно рыжий, причудливо обритый с висков, весноватый парень, насвистывал и крутил на пальце малые бусицы из черных круглых камней. Он имел на плечах рубашку на тонких лямках, на бедрах клетчатую яркую юбку, на предплечьях пестрый узор и держался хозяином. Глаза прятал за тонкими стеклышками бледно-красного цвета. Его могучий спутник с ухмылкой выдавил плечом Выпь из линии очереди, пробасил:
—
Серебрянка испуганно ухватилась за руку пастуха. Юга мотнул взъерошенной головой:
— Пойдем скорее.
Выпь недоверчиво поглядел на рыжего, не торопясь вверяться незнакомцу.
— Ты кто такой будешь? — спросил.
Юга фыркнул, но рыжий приподнял на лоб глазные стекла. Посмотрел с интересом. Оба были примерно одного роста, но рыжий казался более матерым.
Выпь хмарно глядел в ответ. Один глаз у рыжего оказался светлым, серым, а другой — зеленым. Странная различка.
— Сам не догадываешься?
— Вердо.
— Умница! — Расхохотался рыжий и вдруг запел так, что на них обернулись. — Мой миленький дружок, любезный пастушок...
Зашагал беспечно, удаляясь от врат к обочинным Домам. Путники, переглянувшись, последовали за ним.
Обогнули первую линию Домов, миновали вторую, у наименее яркого Дома человек задержался, чуть изогнулся в спине, простирая руку с болтающимися на пальцах бусами:
— Про-о-шу, — молвил нараспев, выставляя белые зубы.
Юга, опередив Выпь, вошел первым — его пустил бы самый старый, самый больной и озлобленный Дом.
В полукруглом помещении без окон навстречу шагнули двое, с одинаковыми движениями и лицами. Без вопросов обыскали, так же молча отступили, растворяясь в темноте.
Рыжий их проводник довольно кивнул, поманил за собой вверх по крутой лестнице.
— Располагайтесь, — сказал, обводя рукой комнату с низким потолком и хорошим огнем в клетях по углам.
Сам разместился за сработанным из драгоценного зеленого камня столом, закинул на него волосатые ноги в грубых ботинках, стеклышки поднял на лоб, обнажая глаза.
— Значит так, проблему вашу в общих чертах просек, а подробности мне не к чему. Кто такие, что за девчонка, куда да зачем — дело ваше, внутрисемейное, так сказать. Я в него грязными руками не лезу. Мне интересно лишь, способны ли вы оплатить мои услуги.
— Способны, — тут же откликнулся Юга, сверкнув глазами.
Выпь молча извлек из-за пазухи пенал, положил перед рыжим человеком. Может, и был он вердо, только уж больно странным. Хотя кому судить, ему, что ли?
Рыжий к дарцам не притронулся. Даже не взглянул.
— Деньги это хорошее зло, однозначно. Но. — Поднял палец. — Качественная марка в наши дни большего стоит. Сечете?
— Что нужно? — спросил Выпь.
— Мне нужно следующее: чтобы ты, костлявый, и ты, смуглянка, спокойно прошли в Городец, обосновались там, притерлись, работку себе нашли, на радость
— Какая именно услуга? — напрягся Юга.
— Любая, мой черноглазый висельник. Столько дел, столько увлечений, куда вынесет, куда занесет... Ну так как, по рукам?
— Мы должны будем подписывать что-нибудь?
— Бро-о-ось, или думаешь, что я тут кровавых росписей требую? — Парень лающе хохотнул, откинув голову с рыжим гребнем волос. — Все — добровольное сотрудничество. Но! Марка требует обновления. Без этого рассосется, как ложная щенность. Моим коллегам-вердо это точно не понравится. Теперь можете пошушукаться.
Ребята сгрудились в кружок, голова к голове.
— Я согласен, сразу говорю, едва ли он стребует что посерьезнее чужой смерти.
— Да. Я тоже.
— Парни, а вдруг я успею до того, как марку обновлять понадобится? Я очень постараюсь, правда. Тогда он от вас ничего не сможет просить.
— Ай, что это ты собралась «успеть»?
— Домой вернуться, — выдохнула Серебрянка.
— Ладно, — кивнул Выпь, — по-любому — да.
— Мы согласны, — объявил Юга.
— Поздравляю, отличный выбор! — Хлопнул в ладоши конопатый маркировщик. — Парни, садитесь уже на эту вот чудную скамейку, в ногах правды нет. А ты, малявка, чеши сюда. Ага, прямо в кресло карабкайся. Руку заголи. Другую, дубинушка!
Пока Серебрянка размещалась в странно изогнутом кресле, рыжий нырнул под стол, вынырнул с долгим коробом. Водрузил, отпахнул крышку — сверкнули огненные разводы на сработанном из стекла и стали инструменте.
Девочка пискнула. Выпь, хмурясь, встал в изголовье.
— Да не бойся, дурочка. Нешто думаешь, что я такую красоту спорчу? Э, вырастешь, все мужики, все капитаны о тебя глаза сломают, все себе захотят, — обритый, приговаривая, быстро отер дрогнувшее предплечье тряпочкой, пропитанной чем-то резко пахнущим, вынул из короба причудливый инструмент, — ты, главное, ровно сиди на попе, не вертись. А то как промахнусь, да в прямо в глаз! Ладно, шуткую я, шучу-верчу... Знаешь, сколько в этом кресле до тебя побывало? И все своими ногами ушли, все довольны остались. Особенно, э-э-э, некоторые... Эй, смуглянка, свет поднеси.
— Я тебе не смуглянка, — огрызнулся Юга, тем не менее снимая с крюка огневую клеть.
Рыжий глянул через плечо, насмешливо приподнял мохнатые брови:
— Дерзкий и резкий, парень деревенский, не? Моим позывным не хочешь поинтересоваться? Все же, после того, что было — не чужие друг-другу...
Юга бросил короткий взгляд на Выпь.
— Еще я всякого пыльника блохастого кличку буду спрашивать, — отвечал.
Маркировщик расхохотался так, что Серебрянка вздрогнула.
— Гаер, очень приятно. Свет чуть ниже поставь. Только башку мне не спали. Кстати, красивые бусы. Кто придарил?