ПВТ. Сиаль
Шрифт:
— Ну что, заходим?
***
Заселение взял на себя Юга. Переговорил с хозяйкой — степенной, высокой и полной женщиной, с чинно убранными под цветной плат волосами. Улыбался, улещивал, танцевал голосом, в один момент довольно больно ухватил за плечо Серебрянку и притянул к себе. Небрежно огладил по худой спинке.
Видимо, маленькая девочка сыграла роль. Хозяйка милостиво кивнула и выделила им комнату на последнем жилье, под самой крышей. Юга с достоинством, но страстно поблагодарил.
И выругался,
— Нехорошо, какая жадная женщина нам досталась, насилу цену сбил.
— Зато у нас теперь есть где жить и спать! — Серебрянка оглядела небольшую комнату, с одной низкой кроватью, столом у стены и ширмой — натянутый на стальной каркас плавень — в углу.
Повинуясь Юга, Дом раскрыл два окна, через которые, как из пробитых бочек, хлынули уличные шумы и запахи. Садовник критично, с видом знатока, примял коленом кровать:
— Да, на первое веко определились.
— Только на одно?
— А что ты хотел, пастух? Это Городец. Ладно, вот вонь дорожную собьем, и — кто куда, а я работу искать. Не улыбается мне в подворотнях спать.
— Разве в Городце есть Провал? — удивился Выпь.
Юга глянул на него, как измученная мать на единственного малоумного сыночка. Ответил вкрадчиво:
— Нет. В Городце Провала нет. Знаешь, почему?
— Почему?
— Потому что это Городец, пастух!
— И что?
— И то! — Юга пересек комнату, резко сдвинул ширму, являя взорам огромную, плоскую каменную чашу с низкими бортами. — Вода здесь сама льется. Купальня называется! За это удобство в том числе мы и заплатили. Ты что, вообще всю жизнь с овдо промотался?
— Не всю, — Выпь с интересом наблюдал, как из трубочки, выходящей прямо из стены, течет вода.
— Поздравляю! Значит, ты еще не совсем потерян.
— Но все же, как оно так устроено?
Юга закатил глаза, вздохнул.
— Трованты сами по себе в подпитке не нуждаются. Но если им, мелким еще, привить-подселить траву-паут, то в росте они сольются. Трава та глубокие корни имеет, до источников Провала доходит, водой себя питает. Люди во взрослых тровантах жилы паута находят, подрезают и так себе воду добывают. Понятно?
Выпь задумчиво кивнул.
— Ай молодец, а теперь двигайся, я купаться буду.
— Нет. Первой будет мыться Серебрянка.
— Да с какой радости?!
— Она девочка. Она маленькая. Устала. А ты можешь подождать.
— Нет, я не могу! — Юга попытался прорваться к вожделенной купальне, но Выпь успел пребольно схватить его за волосы и оттащить прочь.
Юга аж выгнуло в пояснице. Зашипел взъяренно:
— Что творишь, совсем спятил, да?! Отпусти немедленно!
— Пожалуйста, — пастух разжал руки, а подменыш отпрыгнул, оскалился, как чернозверь.
— Не смей больше меня так хватать, ясно тебе?! Я не твоя девка!
Выпь поднял
— Прости. Погорячился. Но и ты не сучься.
— Это я-то сучусь?! М-м-мф, как же ты меня выводишь иногда почти всегда, пастух!
Выпь оглядел комнату и добавил, решив бить по горячему:
— Кровать для Серебрянки.
— Да пусть подавится, — фыркнул Юга, — я, может, вообще спать здесь не буду.
— А где будешь?
— Не твоя забота!
— Ты сучишься, — спокойно подметил Выпь.
— А ты меня доводишь! Скорей бы Гаер с нас долг взыскал, я от вас в то же око с величайшей радостью избавлюсь. Навязались на мою голову.
— Вообще-то, это ты к нам присоединился, — так же спокойно и справедливо уточнил Выпь.
Юга аж затрясло.
Пастух, подумав, на всякий случай прижался спиной к стене. Виновато развел руками — мол, на правду не обижаются.
Садовник тровантов медленно выдохнул через нос и так же медленно вышел. Выпь устало потер лоб, досадуя на самого себя. Что он полез? Устали все, переволновались... А Юга дразнить, что огню пальцы совать.
Серебрянка торопливо мылась, когтями отскребая слоящуюся шкурку и мечтала скорее вырасти — кажется, то был единственный способ на равных говорить с этими двумя.
Когда она, до скрипа отмытая, вылезла из купаленки, Выпь сидел на полу, закрыв глаза и уронив на колени тяжелые кисти. Девочка испугалась:
— Ты в порядке?
— Да. Отдыхаю. — Скупо улыбнулся, легко поднялся. — Давай ложись. Притомилась, верно.
— Нет, что ты, совсем нет, — соврала Серебрянка.
На самом деле от усталости пути у нее ломало и тянуло кости, а еще невыносимо горела кожа.
— Скажи мне, Выпь... ты говорил — «сучиться», но что ты... Ты знаешь, что такое «сучка»?
Пастух ответил внимательным, удивленным взглядом:
— Ага. Особая, нарождается из нечистостных оплесков, если много скапливается в одном месте. Собой темная, четыре ноги, морда узкая, безглазая. Норов гадкий, когда злобится, эдак вот пузырями идет, ну — сучится. Потому так и сказал...О чем жалею. Почему спрашиваешь?
Серебрянка вздохнула.
— Так, просто... Ладно. Давай я покажу тебе, как с водой разбираться? Там хитрая придумка есть.
— Давай, — охотно согласился пастух.
Ему совсем не хотелось спрашивать совета у насмешливого Юга — с того сталось бы просто затолкать его в каменную чашу, сыпануть мыльного порошка и отчинить воду.
Серебрянка показала, как сдвигать запор, перекрывающий путь воде, для чего в отдельной плошке пахучий жирный отлом «скребковой пены» и остро заточенный лист стальной змей-травы.
Почему-то виновато упредила:
— Только вода холодная, не как в Провале.
— Ага. Ну и хорошо. Не люблю Провалы.