ПВТ. Сиаль
Шрифт:
— Це! Так-то малишко, вот на праздники — посмотришь, что у нас творится, да сравнишь!
Вышибалы работали посменно и Выпь, после некоторых терзаний, попросил Касьяна ставить его тогда, когда предлагал себя Юга.
Нет, нет, ему не нравилось смотреть, и не раз сердце пропускало удар, и не дважды в последний миг ловил судорогу отвращения, не давая ей отразиться на лице.
Но не видеть, а значит, быть далеко, и не успеть помочь— случись то, что иногда случается со шлюхами — было несоизмеримо хуже.
Касьян многозначительно
— Ты вот что, парень хороший. Ты у нас пока на испытательном, вот одолеешь-справишься, тогда и в график тебя включим, да расписание согласуем, а пока изволь трудиться, как поставили.
Выпь не посмел возражать.
Немногий скарб свой они перетащили из Гостевого Дома на второе жилье Веселого, в выделенную комнату.
— Ты здесь и гостей принимаешь?
— А ты как думал?! Конечно, здесь. Или брезгуешь?
— Успокойся, ничего я не брезгую, — Выпь разглядывал со вкусом обставленную комнату, гладкие, покрытые причудливыми узорами стены, высокий потолок, широкую приземистую кровать, богато забранную настоящей тканью.
Комнату обильно освещал свежий огонь, рассаженный по фигурным лампам цветного стекла. Некоторые были очень выразительны, в точности дублируя мужской и женский срамы. Да и рисунок на стенах, если приглядеться, складывался в движущиеся, разнообразно совокупляющиеся фигуры.
Пахло здесь странно, сладко и томно, ароматный дым поднимался из маленьких курильниц и тек в зеркала, блестящие ловушки, устроенные в потолке и в стенах.
За узкой дверкой располагалась купальная. Не маленький душ, а целая бадья-ванна, где легко могли уместиться — и наверняка умещались — два человека.
Облюдок, пожимаясь под дубленной своей шкурой презрительного оскала, ждал вопросов или возмущения, но их не последовало. Выпь был очень сдержан. И очень — себе на уме.
Он не сразу, но сошелся с обитателями Дома — мальчиками и девочками, охраной и подавальщицами. Многие постоянные гости начали узнавать его в лицо, и милостиво кивали при встрече, и в упор не замечали на светлой улице.
Жизнь Выпь разломилась на свет и тьму. Оком он вкалывал на пристани, рвал спину, помогая разгружать лодки, натягивая и ремонтируя канатные дороги, а веком, едва успев поесть-вымыться-поспать, занимал место в зале Дома Удовольствий, следя за покоем гостей и безопасностью шлюх.
Он привык.
Но к Юга в рабочем обличье привыкнуть так и не сумел — только отстраниться, отвлечься, воспринимать его как одно из действующих лиц, как тень в театре теней. Иначе не получалось.
Юга очень быстро стал очень известным, это помогало заведению и совсем не помогало Выпь. Он вообще не мог понять, как облюдок не боялся и не терялся (не терял себя) под грудой взглядов — когда танцевал, прикосновений — когда гулял по залу, чужих тел, которые вдавливали его в постель темнота за темнотою.
Гости были разные. Случались
И Выпь не мог разобрать, кого подменыш в такие моменты ненавидел больше — себя или людей.
В первый раз пастуху пришлось применить силу, растаскивая подвыпивших и вцепившихся друг другу в глотки гостей. Обошлось без голоса, одной силой. Люди были куда более неуклюжими, чем свободные особые. Куда менее опасными. Подобное не случалось каждое веко, правила заведения были строги — дебоширам здесь были не рады, на входе сдавали оружие и все, что могло оружием послужить.
К сожалению, в присутствии опьяняюще красивых девушек и юношей сдавался и разум гостей.
— Я с тобой не пойду, — сказал Юга, отстраняясь.
Разбираться в людях и сортах похоти он учился с малых лет, и этот здоровый, краснощекий мужик был явно не тем типом, которому можно довериться.
Его поймали за руку и, что хуже — за волосы, обильно сдобренную украшениями толстую косу. Рывком подтянули к ногам.
— Пойдешь как миленький, падаль ты эдакая!
Юга извернулся, запуская острые зубы в холеную надушенную кисть — и получил сапогом в лицо, так что искры из глаз брызнули. В следующий миг пальцы на волосах разжались, а гость оказался мордой в стол, среди драгоценных объедков, с заломленной рукой и придавленной коленом жирной шеей.
— Ты уйдешь, — вкрадчиво проговорил Выпь в красное ухо, тяжелым взглядом предупреждая друзей гостя от необдуманных поступков, — забудешь сюда дорогу, понял? А вернуться надумаешь — голова твоя лопнет в пороге. Я сделаю. Уяснил?
Гость дернул подбородками, задыхаясь и вздрагивая густым лицом.
Выпь отпустил паршивца, кивнул прочим вышибалам. Обернулся к Юга — тот странно ухмылялся, глядя в спину гостю. Свежая ссадина на скуле казалась новым ярким украшением. Потом они встретились глазами.
— Хорошая работа, пастух, — сообщил Юга и, повернувшись, отправился на помост, как ни в чем не бывало.
Уборщики спешно навели порядок, девочки и мальчики Дома успокоили гостей. Выпь вернулся на пост. Прислонился к стене, скрестил подрагивающие руки на груди. Марша вопросительно толкнула локтем:
— Ты чего взбесился, желтоглазый?
— Ничего. Нормально все. Нормально.
Розовая пленка ярости исчезала с глаз, промаргивалась. Выпь глубоко дышал.
Темнота продолжалась, и больше ничего интересного не случилось.