ПВТ. Сиаль
Шрифт:
Слова, прежде ему неведомые, вспыхивали в голове точно твари Провала в темноте, сами оказывались на языке. Выпь понимал их значение, и знал, что это открылось ему после короткой смерти, им пережитой.
— Это потому, что ты Второй, — объяснял Гаер, и Выпь хотелось проехаться на тахи по его разноцветным глазам.
— Это потому, что ты Третий, — смеялся Гаер, и Юга мечталось подвесить его на своих косах, как не-людь.
— Вы привыкнете друг к другу, научитесь сосуществовать вместе, и они привыкнут тоже. У шерла не будет иного пути.
—
Иногда Гаер срывался на высокопарный стиль, и это то смешило, то раздражало его.
Но веселый маркировщик с рыжими волосами и цветными лентами, пропечатанными на коже предплечий, был на их стороне. Собирались быстро.
Выпь больше не вернулся под сень Дома, где умер и возродился в самый первый раз. Тиа Плюм-Бум Юга ни о чем не спрашивала и ничего не требовала, просто обняла на прощание, стиснув куда опытнее Серебрянки, хлопнула по заднице и пожелала ей удачи. Куда бы ни занесло.
Касьян напоследок, на подарок, показал Выпь тройку коронных приемов (выламывающих челюсти вместе с коронками) и просил по возможности их в беседе не употреблять.
— Ты парень хороший, способный, — глядя на шейные обручи, непроизвольно тер ладонью кадык, — все рады будут в семью взять. Да только ты сам не стайный, одиночкой так и промаешься... Парень твой тоже небесталанный, да больно жгучий, себя не любит и других не жалует-не жалеет. Тебе решать, вместе идти или разойтись.
У султаны, Тысячеглазой, Выпь тоже больше не появился. За овдо переживал, но уходить следовало без промедления.
Про другой Хом Гаер объяснил так:
— Хом Кинтары к странникам привычен, Князь местный вас не спросит-не упрекнет. Главное не светитесь, голосом или волосами. В Лут особо не заглядывайте. Схоронитесь где-нибудь, через пару месяцев я вас отыщу. Да, важное: с Ивановыми, людьми с Востока, не пейте, дружбы с ними не водите.
Здесь Гаер почему-то рассмеялся, перебив весельем весь наказ.
Не ленился, проговорил все особенности пути до тайного причала корабеллы. Сокрушался только, что подопечные беспечно-безграмотны: с прописанной схемой, по его мнению, всяко надежнее было бы.
В дорогу собирал быстро. Подогнал двух тахи, молодых, длинных и крепких. Выпь даже не стал выпытывать клейма, и так ясно было, что если и водились у особых хозяева, то давно и недолго.
— Править умеете? — спросил рыжий.
— Умеем, — вылез Юга прежде, чем Выпь успел открыть рот.
— Вот и славно. Городец вас выпустит, а дальше дорогу знаете. Или повторить?
— Мы не дети тупенькие, чтобы по десять раз одно и то же талдычить. Сориентируемся.
Облюдок смело говорил за двоих, но понимал, что на дикой местности находился он неважно. В Городце как душка в Провале порхал, а за градой уже на Выпь надеялся.
— И вот еще, — Гаер с ухмылкой вытянул из сумки глухую, без блеска и звука, цепь.
Протянул облюдку.
— Это зачем? — подобрался тот.
— Затем, что ты, рапцис морено, своим косичкам покамест не хозяин-не
Юга искоса глянул на Выпь, без особой радости принял дар. Взвесил — волосы, предчувствуя, слабо зашевелились.
— Спасибо.
— Не на чем пока, — хмыкнул маркировщик, скрещивая на груди разрисованные руки, — гарантию не даю, живыми оба доберетесь, тогда и рассчитаемся. А уж я-то ваш отход прикрою фейерверком.
Договорились выйти в веко, под темным Пологом. Долго возились с тахи, приучая к себе. Особые, вопреки здравому опасению пастуха, больно не злобились, не артачились. В седле Выпь чувствовал себя препаршиво.
Когда от не-людей уходили, и то, кажется, легче было держаться.
— Повод не рви, чучело, — терпеливо наставлял Гаер, — он чуткий, рук хорошо слушается. Ногами правь. Про посадку не забывай, движения корпуса тахи тоже считывает, за указания принимает.
— Не знал, что это такая хитрая наука.
— Ай, брось, не хитрее блядовства, — Юга держался как влитой, тахи под ним и взбрыкнуть не смел, — уж сколько я верхом проскакал...
Гаер все ухмылялся, обменивался неприличными замечаниями с облюдком. Тянул за косу, будто в шутку крутил себе на предплечье. Юга на эту вольность вроде и злился не шибко, чем удивлял Выпь, привыкшего к брыкливому, самолюбивому его норову.
Пожалуй, признался он себе, рыжий Гаер ему не нравился.
Маркировщик подозвал его, когда Юга рядом не было. Велел протянуть руку и на запястье изобразил какой-то палочкой закорючку. Закорючка та втаяла, целиком ушла под кожу, не оставив по себе памятки.
Выпь потер руку, нахмурился:
— Что это?
— Маркер, братец. Чтобы в случае чего я тебя-вас нашел, — и подмигнул зеленым глазом.
Выпь слова эти, с подмигом, не понравились. Но спорить не приходилось, не в том они были положении.
В темноту покинули Городец.
Глава 11
11.
Дорога верхом показалась Выпь тяжелее и муторнее. К пешим переходам он был куда как привычен, а здесь смаялся. Ехали всю оставшуюся темноту, к светлому Пологу мышцы окаменели. Волосы под глухо-матовым шлемом взмокли, неприятно липли ко лбу. Щипало глаза.
Юга все оглядывался через плечо, а потом решился и повернул своего тахи с главной дороги. Особый пастуха, не спрашиваясь седока, последовал его примеру.
— Тяжко? — спросил облюдок с короткой усмешкой.
Шлема ему не досталось — на такую массу волос ни один рассчитан не был.
Только глаза прикрыли узкой плотной конструкцией из стекла, кожи и дерева.
Выпь глянул в ответ так, что Юга запрокинул голову и устало рассмеялся.
— В Провал полезешь? — хмуро спросил желтоглазый, чуя близость глубокой воды.