ПВТ. Тамам Шуд
Шрифт:
— Где моя сумка?
— В надежном месте. — Мужчина склонил голову к плечу, рассматривая Первого, точно дружелюбный пес. — Меня зовут Михаил. А эта пушистая красотка — Маха. Мы из Ивановых.
— Лин, — представился Оловянный, облизывая губы. — Я из Первых.
— Лин-Лин, — Михаил улыбнулся, до ямочек на щеках, — как колокольчик.
Лин покраснел и сильнее уцепился за дверной проем. Какое глупое сравнение. Такое глупое, что даже не обидное.
— Садись за стол, Лин. Ты еще слаб, тебе нужно поесть.
Отодвинул тяжелый стул, вопросительно
— Почему вы мне помогли?
— Потому что я не люблю смотреть, как умирают дети, — Михаил терпеливо вздохнул, указал подбородком на стол.
— Я не ребенок. — Ощетинился Лин. — Я Первый.
— Ради Лута. Хоть Первый, хоть Второй. Легкий овощной бульон полезен всем.
Когда Лин занял предложенное место, Михаил отошел к плите. Он был крупным, как почти все Ивановы, легко двигался. Но от него исходило не чувство звериной опасности, пригашенное человековой оболочкой, а спокойная, уверенная доброта.
Кошка Маха ткнулась Лину в голые ноги. Пощекотала усами.
— Можно погладить? — робко спросил Первый, пока Михаил возился с посудой.
— Нужно, — хозяин дома опустил перед ним чашу с прозрачным, ароматным бульоном, сбрызнутым зеленью, наставительно поднял палец, — не глаженая кошка хуже Иванова.
— И я должен вам сказать…
— Сначала ты должен поесть, — Михаил подвинул ему деревянную ложку, — все остальное потом.
***
Мастер оттянул от груди страховочный ремень. Поднялся, цепляясь за выступы внутренней обшивки, толкнул от себя обзорный экран. Стена мягко расступилась, выпуская Первого.
Эфор упал на колени, качнулся головой вперед, в пропасть, куда с ревом низвергалась пенная толща водопада. Скальный уступ был не шире табуретки. Геликтит присосался к стене и теперь сидел, полностью сливаясь шкурой с горной породой.
Сверху валила вода.
Эфор прижался к стене и напился, смачивая иссушенное болезнью горло. Оловянная чума. Прикрыл глаза, прижался лбом к холодному камню.
Значит, Тамам Шуд. Ничто иное. Лут был отравлен Золотом, интоксикация его не могла не вызвать ответную реакцию природы Первых. Поставленные Лутом сторожами, с трудом выбившие себе место и право существования, Оловянные были беззащитны перед этой первой волной, вливающейся в кровь, в ихор Лута. Первые первыми встретили удар. Тамам Шуд предварял свое появление, ослабляя сопротивление Лута, сметая его защитную функцию.
Дети, его дети. Оловянная чума не собирала цветы по одному, она одним взмахом скашивала все поле. Всех, всех. Всех детей Эфората. Всех, отмеченных темной полоской на хребте.
И всех отбраковок.
Вот только последние имели шансы ее пережить, вылежать в своей крови и желчи, сбросить кожу и обрасти новой. Мастер посмотрел на свои руки. Еще розовая, нежная, тонкая. Без следа черных нитей, силков чумы.
Он точно знал, что и Лин спасся. Сам видел его, сам вывел. Но и Лин его запомнил.
Золото. Тамам Шуд.
Отбраковки, подумал Мастер. Хом Полыни.
Глава 10
10.
Гильдия торговцев с их поддержкой Утробы и движом за освобождение рукавов Оскуро сидела не то что у Гаера в глотке — уже в самой заднице. А Гаер, надо сказать, терпеть не мог, когда кто-то начинал иметь виды на его зад.
— Вздерните уже придурков!
— Всех не перевешать, — Эдельвейс был само бесстрастие. — К тому же, Гильдия исправно платит взносы Башне.
— И она же исправно роет нам всем могилы.
Гаер почесал бровь, рассматривая то, что осталось от старины Фата. Не фартовый Фат, надо же.
Постучал себя по бедру, пропел тонким голосом:
— Из чего же, из чего же, из чего же, сделаны наши мальчишки? Из кишочков, из позвоночков…
Неру заинтересованно склонила голову к плечу, слушая. Гаер подмигнул гиноиду:
— Всегда путал экорше и кашпо, представляешь? А тут… Два в одном, не ошибешься.
Эдельвейс покосился, но возражать не стал. Супротив правды не попрешь.
Гаер прошелся по маленькой, тесной, кубик-комнате. Они успели раньше местных гвардейцев, застали и побоище на первом этаже, и убоище на втором.
И документы, в стенной нычке. Их бережно извлекли и подменили другими. Чтобы Утроба не сразу хватилась.
— По-вашему, это сотворил кто-то из Эфората?
— Именно так, — Гаер вздохнул, — а я так надеялся лично подвесить ублюдка за яйца…
Ублюдка, посмевшего посягнуть на неприкосновенное — на брата арматора.
О, Лин. О, нимфа.
Арматор поскреб бритый висок. Пластина, заменяющая кусок живого черепа, всегда ныла на перемену погоды. Встроенный барометр-гигрометр.
— По Луту есть информация?
— Вспышки, арматор.
— Каскады? Хамсин?
— Нет. Пока точечное пробивание.
Рыжий прижал пальцами веки.
Башня гудела. Гул ее был гулом Гаеровых костей. Башня была — костницей. Горой черепов.
Как-то он полагал, что будет проще. Не иметь возможности прибрать названного брата за спину, прикрыть плечом оказалось паршиво. Кто бы знал.
— Нам пора?
— Еще нет. Нужно, чтобы все хорошенько замешалось. Нужен хаос. Густой, чтобы ложка стояла, ух!
Только хаос способен по-настоящему дестабилизировать Башню. Пошатнуть ее, чтобы Гаер успел вылучить момент и завалить старуху, взять за горло. Показать, кто в курятнике петух.
Иначе зря все это Гаер затеял.
— Арматор! — в комнату, едва не снеся плечами косяки, вшагнул ближник. — Хом Оливы атакован. Первый хамсин Нума.
Гаер криво усмехнулся. Кивнул Эдельвейсу: