ПВТ. Тамам Шуд
Шрифт:
Юга слабо замотал головой. Отвел глаза. Видит Лут, никогда взгляда не прятал, а тут — само, само.
Выпь взял его за плечи, и Юга задрал голову, глядя снизу-вверх. Пропеченное, ветрами обожженное лицо Второго было сухо и твердо. Скулы, ввалившиеся щеки. Крепко сжатый рот, упрямый подбородок. Широкие брови. И глаза, глаза — охряные, с медью на дне.
— Я сам, — сказал Третий, потому что молчать стало вдруг страшно. — Сам, понимаешь? Не силой брал.
— Ты был ребенком. Он — взрослым.
Выпь говорил спокойно, но Юга чувствовал,
— Это давно случилось, теперь что ворошить? Чтобы все прознали?
— Никто не узнает.
Юга дернулся, стараясь скинуть руки Второго с плеч. Разозлился.
— Ай, это только мое дело! Плакаться не буду, горевать не желаю!
— Не правда, — тяжело, нараспев произнес Выпь. — Это касается тебя. Значит, это и мое дело тоже.
Они смотрели в глаза друг другу. Юга медленно, не моргая, поднял руки, сжал предплечья Второго. Закрытые щитками из дерева и змея, они были шершавыми и холодными.
Злость легла, как лошадь в траву.
— Не надо, Выпь, — устало попросил Юга. — Оставь. Сделанного не воротишь. Прошу тебя. Не мучай меня.
Выпь наклонил лохматую голову, пряча глаза. Пальцы его смяли, сдавили плечи Юга, Третий зашипел сквозь зубы. Второй опомнился.
Разжал хватку.
— Я тебе подарок припас, — проговорил сипло. — Все вручить не удавалось.
Юга изумленно промолчал. Подарков между ними как-то не водилось.
Пока думал-гадал, к чему такое, Выпь полез в сумку, достал что-то, завернутое в тряпицу. Протянул.
Третий, глянув искоса, осторожно развернул, не сдержал восторженного возгласа:
— Абалоны! Ай, вот угодил, вот порадовал, пастух… Где взял только?!
— Выменял у маркитанта, конь у него захромал, я починил, — скупо пояснил Второй, наблюдая, как Юга, освещенный радостью, крутит-вертит наушники.
— Правда понравилось?
— Ха! Словами не выразить, это ж я теперь могу не только твой храп по ночам слушать…
Выпь только фыркнул, не сдержав улыбки.
Легли позже обыкновенного. Юга понимал, что отпускать от себя Второго сегодня не стоит. Взвинченный, выпитый войной, он и так отдыхал реже положенного.
— Ты горячий, — сказал Третий, ладонью трогая лоб друга. — Что на тебя нашло, а? Дятел же, на него каждый раз вестись — жизни не хватит. Не стоит того.
— От тебя прохладой тянет, — пробормотал Выпь, закрывая припухшие веки и ловя в темноте его руку, — как от ночной реки, знаешь. Хорошо так.
— Ну, правильно, тиной и лягушками несет. — Рассмеялся Юга. — Ты огонь, я вода.
— Верно. Верно.
Второй успокоился постепенно; закинул руку ему на бок, задышал глубже. Юга всматривался в его лицо, удивляясь, как оно изменилось — и не изменилось совсем — с той первой встречи на Сиаль.
Вечность минула.
Сильный, высокий. Жилистый. По-прежнему чуть сутулился, когда стоял. Ходил широко, размахивал руками. И рот большой. Лягушачий. Юга вздохнул.
Верно,
***
Его сдернуло с койки, вбило спиной, затылком о крытый шкурами пол.
Юга вытаращился молча, растеряв дыхание.
Палатки не было — к земле прижимал Второй, закрывал собой от чего-то лютого, кричаще воющего.
Ревели рогачи. Вторили им люди и животные, пахло пролитым огнем и кровью.
Выпь взметнулся, подбил ногой дикту и, круто извернувшись, остановил удар, упавший сверху.
Юга перекатился, чтобы не мешаться под ногами. Вскочил сам и глаза в глаза столкнулся с Хангаром. Лицо его было плотненько забрано золотой, с ноготь, чешуей. Смотреть долго не стал. Бок резануло болью, а волосы вскипели, хлестнули, выбили Хангару лицо вместе с черепом.
Юга оглянулся. Кругом диковало. Нападение случилось внезапно. Пришло, и готовы к нему не были. Люди отбивались в полутьме; Хангары наступали. Шкуры мягко скользили под ногами. Выпь добил тварь, похожую на вырезанную из темноты длинную птицу, и встал рядом, спина к спине. Третий клял себя последними словами — какой болван, снял доспехи. Следовало ложиться в них.
Нево-небо просветлело, когда с корабеллы Волохи сорвался сгусток света. Брызнул гибкими иглами, минуя своих и казня чужих. Игольница.
Ночные пришлецы дрогнули, попятились.
Люди воспряли.
— Долосс! Долосс! — прокричали из темноты.
Ударили барабаны, вторно запели рогачи.
Где-то там билась Медяна, сражались арматор и кудрявый РамРай. Мир Юга сузился до пятачка, до спины Второго, к которому его прибивало волнами Хангар.
Выпь держал врагов на расстоянии. Дикта шла его рукам, был он с ней ловок, точно цыганский пес Волохи — с ножами.
Юга же с другим оружием дружен был. Вздохнул, выдохнул, пользуясь коротким затишьем. И шагнул вперед, прямо под изгибистое, струнчатое, пилой выщербленное оружие Хангар. Шагнул, увлекая, таща за собой в плетень танца, окутывая уже созданным, уже начатым прежде и теперь — лишь продолженным. Таких заготовок у него скопилось изрядно. Научился. Научили.
Противников отшвырнуло прочь, смяло, смололо в крошку Граблями. Юга даже вздрогнул — не ждал такого эффекта.
Из темноты же, из межпалаточного ряда, вдруг выдвинулось нечто. Собой оно было будто бы сложение двух людей: как если бы один встал на четвереньки, а другой влез ногами ему на макушку. Существо двигалось быстро, споро, раскидывая людей, как сухие листья.
— Долосс, — сказал Выпь.
Выставил дикту, пригнулся. Долосс же остановился против них как будто в раздумье, в нерешительности. Вблизи стало видно, что сложен он пока не крепко, что пленные Хангары вросли друг в друга не совсем ладно.