ПВТ. Тамам Шуд
Шрифт:
Лин стянул куртку. Опустился на колено. Низко нагнул голову, открывая шею, позвонки.
Пришедший встал над ним, возложил на беззащитную плоть пальцы в красной коже.
Ланиус, помедлив, преклонил колено следом. И вскоре только Михаил с Нилом торчали, будто два копья.
Плотников посмотрел в лицо визитеру и почувствовал, как напряглось все его существо. Он, визитер тот, ощущался безмерно опасным. До тошноты.
Будто открывшаяся под ногами пропасть.
Будто падающее лезвие машины Гильома.
—
И впервые в его голосе был — страх.
Глава 33
33.
Лин пискнуть не успел, когда арматор железной рукой поймал его за химок, рывком подтащил к себе и хлестнул по заднице срезанным — как на гуся — прутом.
— Ай! Гаер! Ну ты… Да за что?!
— Еще спрашивать будешь?! Ууу, окаяние, кровь мне выпил, мозг мне выел, заяц белобрысый!
Лин вертелся, но без особого успеха. Гаер держал крепко и, свистя прутом, знай приговаривал:
— Из Башни удрал! Корабеллу угнал! Под чужим именем шатался! От меня скрывался! Сколько раз сдохнуть мог! А?! А?! А обо мне ты подумал, сукин ты сын, не?!
— Я не… Я был не один! Гаер, ну, Гаер, как я воевать буду, ты мне все отстегнул… Отстегал! Гаер, смотри, я друзей привел!
Гаер хмуро поднял глаза на «друзей». Нил напряженно улыбнулся, сделал ручкой. Михаил мрачно наблюдал за экзекуцией, сжимая кулаки. Будь его воля, Лина бы рыжий арматор и пальцем не тронул.
Мастер взирал бесстрастно и только на «сукин сын» поднял бровь.
Гаер едва трубку не проглотил.
Взъярился еще пуще.
— Друзей?! Да то шайка-лейка почище Волоховой! Ах ты, засранец!
Вновь схватился за прут, но тут Михаил уже вмешался.
Ветка треснула не о Линову спину, а о подставленное плечо Плотникова.
— Хватит, арматор. Мальчишка свое получил.
Гаер отпустил Лина — скорее от неожиданности, чем по своей воле, уставился в лицо Михаилу.
— Тебя не спросил, выкормыш Ивановский, — сказал с растяжечкой, нехорошо ощерившись.
Михаил промолчал, глядя в ненавистное, кинжально-узкое лицо с двухцветными глазами.
Лин встал между ними, оттеснил одного от другого.
— Гаер, Михаил меня от смерти спас, — заговорил быстро. Уши у него горели, а голос подрагивал. — Когда меня Оловянная чума поцеловала, он рядом оказался. И дальше, в пути, от опасностей берег. Теплую кофту дал, от кошмаров оберег сплел. И кошку показал.
— Какую кош…
Гаер замолчал, руки опустил. Глубоко вздохнул, размял переносицу, царапая веснушки.
— Если ритуал встречи соблюден в полной мере, — бесстрастно заговорил Мастер, дождавшись затишья. — Я хотел бы обсудить с ведущими лицами план наших действий. Незамедлительно.
***
Были двое, спорили между собой, стоя подле играющих. Играли же, как понял Михаил в перо-и-железо, путевую
Для той игры всего требовалось, что перо какой птицы — лучше дикой, не домашней — и нож с коротким лезвием, вкусивший крови. Брали некоторое количество колышков, брали шерсть, кудель или крапивную пряжу. На земле, дереве или песке чертили фигуру, размечали; по углам ее ставили колышки, между ними запутьем протягивали шерсть.
Игрокам по жребию доставалось кому железо, кому перо. С равной высоты, с рук, бросали. Что быстрее коснется фигуры, того и выигрыш. Также считалось, сколько шерсти заденет, да ближе к какому углу, к какой мете, падет. Игра была долгой, со многими правилами, и путь скоротать помогала или же, как теперь — отвлечься.
Михаил, если случалось ему выбирать, выбирал другое: тафл или змеиную игру. Была еще одна играм сестрица: сколько нас. Гибельная, хуже рулетки Ивановых.
Лин прерывисто вдохнул-выдохнул. Встал как вкопанный, указал глазами на спорщиков. Михаил посмотрел.
Один был высок, в рост Гаеру, с длинными ногами и руками, лохматой каштановой головой. Чуть сутулил плечи, но физической крепи это не умаляло. Ивановы таких звали двужильными: при сухих мышцах мощи и выносливости им было не занимать. За спиной парня лежало диковинное оружие, белый шест в кольцах.
Другой же был строен, тонок, весь в темном уборе и смуглолицый. Стоял боком, сердито опустив глаза, нетерпеливо подергивал ногой. Волосы, длинные и темные как зимняя ночь, сгущенной тенью тянулись в косе до пояса. Был он так собой хорош, что у Михаила дыхание сбилось.
Красота его — как Линовы очи — была не от мира сего.
— Вот, — сказал Лин и даже прихватил Михаила за локоть, чего раньше за ним не водилось. — Это они. Второй и Третий.
Нил присвистнул, а Михаил нахмурился, головой покачал.
Не нравилось ему, что на роль оружия брали столь юных.
— Привет, — Лин смело шагнул, улыбнулся. — Я Лин. Я Первый.
— Однако, — протянул черноволосый, склонил к плечу голову, оглядывая мальчика, — я Юга. Я Третий. Этот вот, который таращится и молчит что пень — Выпь. Как нетрудно догадаться, он Второй. А в затылок тебе дышат, бивни твои?
— А? Нет. Это Михаил, он из Ивановых. А это Нил, он…
— Мужчина всей твоей жизни, гуапо, — сизарем прокурлыкал Нил, выходя из ступора и впадая в образ.
Подвалил, дерзко коснулся волос, пущенных вбеж вдоль плеча. Михаил только разглядел, что перевиты они — будто лентой — матовой цепью.
— Ух. Настоящие? Если дерну, оторвется?
Юга ответил сложным взглядом. Улыбнулся, приблизился, прильнул. Ухватил Нила за промежность, сжал пальцы:
— Тот же вопрос, придурок, — горячо проговорил на ухо.