Пьяная Россия
Шрифт:
Маринка часто об этом думала и однажды, сентябрьским погожим выходным решила съездить за грибами. Она любила лес и бывало забредала далеко, но всегда выходила, не тайга ведь. Всего-то с пять километров в длину и поперек может километра два, вот и весь лес. Горожане его ценили и дорожили им. Прибирались по весне многочисленными бандами, летом собирали ягоды и перекликались многоголосым эхом. Бывало, одна группа ягодников аукала кого-то из своих, а знакомилась с кем-нибудь незнакомым, отбившимся от родных и друзей. Так начинали дружить. Всегда делились съестными припасами друг с другом, сиживая где-нибудь на пеньках. Всегда заглядывали
Бегали по лесу зайцы и лисы, спускались с сосен, поглядеть на людей пушистые белки. Что-то стучали большие дятлы, вылетали на тропинки трясогузки и бежали какое-то время перед путником, заботливо оглядываясь на человека и тряся хвостиком. Никто никогда в этом лесу не стрелял, охотники избегали этот лес, дичь им, здесь, не попадалась, сколько бы они ни совершали попыток выследить животину.
А старожилы улыбались загадочно и говорили, что, дескать, не любит хозяин-то, бережет своих зверушек…
Маринка лес любила и не столько собирала грибы, сколько бродила и наслаждалась. Обнимала большие стволы сосен и прижимаясь щекой к пахнущей смолою древесине, думала, что, как бы хорошо было бы тут и остаться навсегда, в покое и счастье.
Тихая радость разрасталась в ее груди и шкодливо щекотала душу. Она смотрела на небо, хорошо видное сквозь высокие вершины елей и сосен и наблюдала невиданные грандиозные города из белых облаков. Под ногами у нее пружинил мягкий мох.
Она шла, с удовольствием рассматривая лес, замечая каждую былинку, каждую травинку. Осень наступала. Повсюду уже кружилась, шелестя, желтая листва. Напротив красного клена одиноко стоявшего на поляне расположился грибник. Был он в темном длинном плаще, больших болотных сапогах. На голове у него лежала широкополая остроконечная шляпа.
Маринка еще сравнила его в этот момент с гномом, но ростом незнакомец никак не походил на гномов. Он был высок и даже под плащом видно было, что строен.
Странный грибник взмахнул руками, словно дирижер на концерте и клен, подчиняясь этому взмаху, стряхнул с себя красные листья. Листья, кружась, полетели по воздуху, в невиданном танце. Маринка смотрела во все глаза. Корзинка выпала у нее из рук.
Клен, меж тем, встряхиваясь и покачиваясь, как будто в такт вальсу сбрасывал и сбрасывал свои красные резные листья. А дирижер, чрезвычайно довольный, пританцовывал, притоптывал в такт. Листья кружились и ложились на землю. Наконец, клен сбросил последний листочек, тут же потянулся, как зевающий человек, расправил ветки и замер, как видно, засыпая.
Маринка, забыв обо всем на свете и разинув в изумлении рот стояла какое-то время, обалдев, как вдруг, услышала:
– А, это ты? Ну наконец-то ты пришла, Мариночка, радость моя!
Перед нею стоял тот самый дирижер.
Чуть изогнутые дугой брови его подсказывали ей, что ее появление, здесь, его сильно заинтересовало и возможно даже обрадовало.
Она сразу обратила внимание на две вертикальные задумчивые складки между бровями, у переносья.
Зачем-то внимательно рассмотрела его уши, чрезвычайно круглые и аккуратные.
Заметила, что он слегка щурится, как это делают люди с сосредоточенным зрением, привыкшие вглядываться вдаль.
Глаза у него были большие, выразительные
Он глядел, и она тонула в его взгляде. Да, это был только миг, она почти сразу и прикрыла глаза, будто ослепленная светом солнца, но и сквозь закрытые веки длился этот взгляд, так много она успела прочувствовать и пережить, а главное осознать за один этот взгляд.
Странный незнакомец шагнул к ней, обнял и без слов поцеловал ее в губы.
Она закачалась, блаженствуя в его объятиях, душистый, весь пропитанный запахом хвои, вот каков был этот поцелуй…
Маринка и не подумала отстраниться от незнакомца, как бы это без сомнения сделала где-нибудь при похожих обстоятельствах, напротив, она совершенно бесстыдно поддалась к мужчине и обняла его, чувствуя под пальцами совершенно родного человека, которого она ждала всю свою жизнь.
Если бы кто-нибудь ее в этот миг дернул за рукав и спросил бы, что она делает? Она бы не смогла ответить, а только поплотнее прижалась бы к незнакомцу.
Его объятия кружили ей голову. Она так сильно его полюбила, что не смогла бы жить без него. У нее заболела душа от промелькнувшей было мысли о возможном расставании. Она почувствовала, что вот-вот лишится рассудка, если это произойдет.
По лицу ее потекли слезы, и он нежно поцеловал ее щеки и мокрые от слез закрытые глаза, желая ей добра и счастья.
Она растворялась в нем. Ничто ее больше не волновало и не заботило, кроме всепоглощающей мечты о нем.
– А я ведь ждал тебя! – прошептал он ей на ушко.
И она закивала, сияя ему своей обворожительной улыбкой, не заботясь, что он стер с ее глаз следы черной туши. К чему ей теперь нужна была искусственная красота, когда он любовался всем ее существом.
– Ты сокровище! – убежденно заявил он и повлек ее безо всяких церемоний за собой.
Она пошла, не сводя с него сияющего взора и ни на секунду не оставляя его теплой ласковой руки.
Лес вокруг них посветлел и как будто стал выше. Деревья тихо покачивались на слабом ветру, кроны их переливались всеми оттенками осенних цветов, от изумрудного до ярко-желтого. Темно-зеленый ковер мягкого мха устилал всю землю.
Они шли, все время куда-то спускаясь, как будто с небольшой горы, но ей было все равно. Неправдоподобное тихое счастье охватило ее душу.
– Какие же дураки эти сыны человеческие, что пропустили столь удивительную душу! – с чувством произнес ее возлюбленный.
Она услышала это и тут же согласилась с ним. Она вообще во всем хотела быть согласной с ним, ей это чрезвычайно нравилось.
Они вышли на окраину леса и вместо привычных полей, лугов и деревенек вдали, Маринка увидела волны яркой зеленой травы, спускающиеся к узкой полоске оранжевого песка и к… морю. К бесконечному лазоревому морю… Она подпрыгнула на месте и издала восторженный вопль, удивленно оглядываясь. Позади нее покачивались, уходя кверху, как по ступеням все выше и выше, великолепные золотистые сосны. По одну руку от нее высились темные горы со снежными шапками наверху. Над горами нависали белые облака. А по другую руку от нее посреди волн зеленой травы стоял чудесный деревянный домик, светлый, веселый, сияющий чистыми большими окошками.