Пьяная жизнь
Шрифт:
вопросы типа: «Ты еще не спала, когда я приехал?» Смысл –
узнать на месте ли машина. К счастью, она всегда оказывалась на
месте, без воды в радиаторе зимой, что неизменно потрясало:
«Как же смог?! Ну, хоть что-то должно остаться в памяти?!».
Неожиданные «отключения», как следствие огромного
количества
випитого,
фактически
«под
сигарету»,
не
настораживали, не заставляли задуматься наверное потому, что
ПЬЯНАЯ
собутыльники никогда не замечали в моем поведении каких-либо
изменений. Ни агрессии, ни депрессии, ни потери нити разговора,
понимание юмора. Все как обычно. При «розборках» на
следующий день аппелировали ко мне: «Ты ж був твэрэзый,
скажы, як мы розийшлыся?»…
«Автопилотаж» продолжался удивительно долго – около
35-ти лет! Благополучный его отрезок завершился намного
раньше, в любимой Одессе. Но, до этого был еще Оренбург.
Оренбург
В приемной ректора Оренбургского педагогического
института, перед собеседованием познакомился с высоким,
стройным парнем Серегой. Он тоже устраивался на работу.
Узнав, что я из Одессы, Серега пришел в восторг и предложил
после собеседования выпить за знакомство. Таков был старт
оренбургского «пьяного» этапа и нашей дружбы с Серегой
Штехером, которая, несмотря на развал Союза, годы, расстояния,
не так, как хотелось бы регулярно, но поддерживается до сих пор.
В 2009 году был у них в гостях. «У них» - это у него и Эри
Боевой, лаборантки с моей кафедры, которая стала его женой.
Эри я благодарен «по гроб жизни» за колоссальную помощь,
оказанную мне при работе над кандидатской, да и вообще, за
дружбу, щедрость, доброту.
С Серегой старт был, так сказать, «неофициальный».
«Официальным» же я считаю «магарыч», выставленный мной
заведующему кафедрой, после приказа о приеме на должность
ассистента.
Родом из соседней, с моей Николаевской, Кировоградской
области Украины, бывший партийный работник сразу распознал
Валерий Варзацкий
в новом ассистенте своего человека. Как, впрочем, и ассистент в
нем… Обменявшись взглядами, без лишних слов отправились в
надежную, проверенную «забегайловку». С того дня в таком
составе выпивали регулярно, вплоть до моего отъезда через семь
лет.
Руководимая любителем застолий большая кафедра была
подстать заведующему. Дни рождения, праздники, научные,
каръерные успехи отмечались сплоченно, радостно на кафедре, в
ресторанах,
эксцессов вроде вытрезвителей или неявки на работу на
следующий день. Такого не припомню ни за кем. Более того, у
меня лично проявилась одна интересная черта: чем больше
выпивал вчера, тем лучше проводил занятия, особенно блистал
на лекциях. Все лучшие лекции до сорока лет (1991 год) «зажигал
с бодуна». Три «пары» - на одном дыхании! Аудитория – под
гипнозом!
Не опохмелялся, разве что «Жигулевское» употреблял
после лекцій. Какое же это похмелье? Почему-то с пивом в
Оренбурге была большая напряженка, в отличие от Одессы,
Николаева. Запоев еще небыло.
Постепенно знакомился с преподавателями других кафедр.
Через них – с их друзьями и собутыльниками.
Передо мной открылись двери служебных кабинетов,
квартир, подвалов, дач, чердаков, бань, лодочных станций,
общежитий, ветхих «коммун». Оренбург пьющий показался мне
ярче, интереснее юга Украины ввиду присутствия немалого
монголоидного компонента. Общий вывод: татары, башкиры,
казахи, киргизы – прекрасные собутыльники!
ПЬЯНАЯ ЖИЗНЬ
Очень близко сошелся, крепко подружился со старшим по
возрасту, но ребенком в душе татарином – филологом Робертом.
Выпивали вдвоем может быть сотни раз. Если вы думаете, что из
недель (если суммировать), проведенных вместе, мы хотя бы
минуту молчали – ошибаетесь. Говорили корректно, по-очереди,
смеялись, спорили, но так и не успели рассказать друг-другу
всего. Теперь уж не расскажем, разве что на том свете, где он
давно обосновался.
Другим ближайшим «соратником по борьбе» стал
известный в интеллегентных, и не очень, кругах Оренбурга
Вовка, с родственной обществоведческой кафедры. Мать
трудилась кассиром в ресторане «Урал». Жил, к моменту моего
приезда, в студенческом общежитии, рядом с главным корпусом
педина на Советской. Дорогу в его комнату, где на книжних
полках рядом с макулатурой научного социализма блистали
великолепием корешков разрозненные тома Брокгауза – Эфрона,
я изучил прежде всех злачных троп. Жена Вовки – на работе, сын
– в школе, мы – пьем крепленное вино.
Мать Вовки проживала в однокомнатной квартире,
недалеко от касс «Аэрофлота». Статус позволял иметь два
холодильника, забитих продуктами и напитками, большинство из
которых простой советский человек никогда не вкушал. А мы