Пьяное счастье
Шрифт:
– А ты объезжай, – посоветовал я. – Так интересней кататься.
– Нет, я ведь в потолок смотрю, когда по комнате катаюсь – ощущение полета дает!
– Как знаешь. Ладно, – согласился я и очень обиделся на инвалида Сирену. Затем взял телевизор и немного рассерженный вышел из комнаты, не попрощавшись с другом. Я решил не заходить к Феликсу и выкинул телевизор в помойный бак, так как идти до него было ближе, чем до Феликса. Вот и все, с телевизором покончено. А жаль, ведь я так хотел видеть инвалида Сирену радостным, счастливым.
Старый семейный альбом
Старый,
– Почему с меня не вытирают пыль? Почему уже столько лет шустрые пальцы назойливых юнцов не открывают меня? Как будто они не знают, что я храню фотографии Волооких. А у них пять дочерей и ни одного сына! Девочки пышные стройные. Помню, как раньше страницы с фотографиями Моники просто дымились от жадных взглядов любопытных юнцов.
– Ха-ха, – едко усмехнулся пыльный столик. – Юнцы нынче довольствуются порнографическими журналами, полными сверхмониками, да ещё и голыми.
– …А младшенькая Волоокая, когда была совсем ребёнком, как она любила смотреть свои фотографии, прямо не оторвать её от меня…
"Мама, мама, смотри, – радостно кричала она, – это я в зоопарке с жирафиком, это я с обезьянкой…" Жаль, что на той фотографии было сложно понять кто там обезьянка, а кто младшенькая Волоокая, крошка Бильярда. Бильярда была единственной из пяти сестёр обижена природой.
Пожалуй, я любил её больше всех, так как она очень долго любила меня. Когда остальные четыре меня забросили и показывали лишь только своим юнцам, она часто прибегала в мою комнату…
– В твою?! Ха-ха-ха, – злобно усмехнулся журнальный столик без журналов.
–..нередко в её бесцветных глазках серебрились слёзы. Она открывала меня и пересматривала свои детские фотографии так же жадно, как и в детстве. Только теперь она не кричала: "Мама, мама…", а лишь шептала: "Мама, мамочка…"
После одного из её последних просмотров исчезла фотография с обезьянкой. Кажется, Бильярда лихорадочно выдрала её из меня и разорвала на мелкие кусочки. Теперь та страница пуста, если не считать маленькие пожелтевшие клочочки фотобумаги, которые клей сохранил для меня.
Помню бабушку, маленькую скрюченную старушку, в сморщенном лице которой угадывалась Бильярда. Она приходила ко мне из соседней комнаты. Эти жалкие 8-10 метров пути занимали у неё полчаса. Добравшись до журнального столика, она, подобно мешку опилок, тут же бухалась в кресло, когда-то стоявшее возле меня.
Отдышавшись и надев очки, она дрожащими руками открывала меня на страницах с фотографиями Бильярды и старого военного, похожего на осла в медалях. Несмотря на хилость и немощность, она, используя пальцы как закладки на страницах с Бильярдой и военным, резко открывала альбом то на Бильярде, то на военном, как бы чего-то сравнивая.
Хотя я подозреваю, тут попахивало старческим маразмом.
Вообще в последнее время я всё больше склоняюсь к мысли, что люди, заглядывающие в меня, руководствуются чувством, имеющим много общего со старческим маразмом бабушки. Но про юнцов этого не скажешь. Хотя не понимаю, как это можно променять меня на порнографические
Зато, после ее смерти обо мне пару раз вспоминали. Какие-то люди, похожие на бабушку, рассматривали фотоснимки осла в медалях, бабушки…, а один старичок, больше напоминающий мумию, чем живое существо, обнаружил во мне фотографию Моники и скрупулезно изучал ее. И тут я заметил, как его взгляд, в котором не было ничего кроме близорукости и старческого маразма, появилось еще что-то. Может быть, тогда я и пришел к новой для меня мысли, что недостаточно только остановить время. Время еще стоит и вернуть.
Радость в тоске
Его привели в участок в три ночи. Волосы на голове были всклокочены‚ в глазах сквозил испуг. В руке у него был мегафон. Певца направили сразу ко мне. Я только с такими безобидными сумасшедшими и умею иметь дело. С хулиганами‚ бандитами‚ пьяницами – не могу. Не способен на них кричать‚ запугивать‚ бить. Хотя мои коллеги это все могут и любят – особенно к концу смены‚ для разрядки; звереют за 12-часовую смену.
Я же‚ наоборот‚ прихожу на работу грустный‚ понурый‚ а ухожу‚ всем на удивление, – отдохнувшим‚ ожившим. Возвращаюсь домой и целых 12 часов один в своей маленькой квартире.
Из-за бессонницы я почти не сплю, так, иногда полежу часа 2–3 с закрытыми глазами, затем встаю, внушив себе, что уже поспал. Включу 2 телевизора, магнитофон и пытаюсь отвлечься от своих тоскливых мыслей о том, что жить и не жить – одно и то же. Но не помогает. Правда, курение больше отвлекает меня от себя. Поэтому, я много курю.
Иногда, когда выкурю 5–6 сигарет одну за другой, мне начинает казаться, что вот-вот изо рта начнет сочиться коричнево-никотиновое месиво.
– Ну, веди его ко мне, Старка! – крикнул я одному полицейскому.
Через несколько минут я услышал, как за моей дверью Старка грубо приказал:
– Входи, придурок!
Дверь открылась, и вошел парень с мегафоном. Он робко, нерешительно сел на стул перед моим столом.
– Привет, – сказал я как можно дружелюбнее.
– Здравствуйте, – вежливо ответил он.
– Кто ты?
– Я певец. Ночной певец.
– Зачем мегафон?
– Чтобы петь ночью.
– Ты же мешаешь спать уставшим людям. Они же работают для того, чтобы их отдых был не просто бездельем, а из-за усталости от работы. Отдых должен быть в удовольствие. Поэтому лишая их отдыха, ты лишаешь их удовольствия, которое они по праву заслужили.