Пьяный сон

Годар

– Ты в порядке? – мелко прозвучало за его спиной.

– Конечно, в полном.

Софи прожевала ответ и убрала руку. Послышались отдаляющиеся звуки ее каблуков.

– Куда ты? – спросил Дилан, не оборачиваясь.

– За телефоном, – прохрипела Софи, останавливаясь на секунду. – Нам надо позвонить в полицию.

– Не боишься пойти подозреваемой?

– У меня есть ты для этой роли, – бросила Софи, видимо, возвращаясь в комнату, откуда они пришли.

Церковь погрузилась в тишину.

Глава 2

– Её убили, – объявил Мортимер, захлопнув за собой дверь комнаты. Он прошел через сидящих на полу друзей, следом прыгнув на свободную, идеально заправленную

кровать, уместившись на подушке и закинув руки за голову. – Я зашел почти в каждую комнату и подобрался ко всем легавым: все говорят, что Мона была зарезана. И еще, – после небольшой паузы добавил он, – на ее груди, над сердцем, вырезали круг, понимаете, как закрученная нить.

– Зачем? —подал голос Фэлис, сидя около шкафа, будто в трансе.

– А мне известно? – вскинул бровь Мортимер.

– Это сделали перед убийством или после? – вмешался Дилан. Он отошел от вида мертвого тела с точки зрения души, но оно все еще непрерывно мелькало перед его глазами для выяснения деталей, которые он мог под моральным гипнозом и оцепенением, присущим каждому человеку, не заметить, упустить из виду. Облокотившись на кровать, где лежал его близнец, он нахмурил брови, пытаясь ухватиться за какую-то мысль, которая привела бы его на правильный путь для размышлений. Не дождавшись ответа, Дилан сразу сказал: – После, верно? Иначе мы бы услышали.

– Совершенно верно.

– Зачем тебе об этом знать? – поинтересовался Мэрион, сидя в углу с книгой в руках. Мортимер, учуявший новый голос, повернул в его направлении голову, следом кивнув на название книги: «Улисс».

– Весело? – усмехнулся он.

– Просто замечательно, – ответил Мэрион с непроницаемым лицом. – Дальше двадцати страниц я не ушел.

– Двадцать? – спросил Фэлис, последовав, заинтригованный, за темой разговора. Он не хотел говорить о серьезных вещах, которые требовали от него холодный рассудок. – Я не прочитал даже десяти.

– Ну, – протянул Мортимер. – Счастливые люди. В меня насильно впихнули эту книгу на втором курсе.

– Не ври, – слабо рассмеялась Джойс с другой стороны комнаты, сидя около туалетного столика. – Прочитал залпом лет в семнадцать, а потом бегал с горящими глазами, не так ли?

– Глаза после таких книг потухают, дорогая, – улыбнулся Мортимер.

В комнате возобновилась тишина.

Когда в заброшенном корпусе пробило шесть часов утра, стол окружили шесть студентов. Стопы их при виде случившегося совсем скоро вросли в пол, запачканный пылью и водкой. Донельзя медленно протащились следующие двадцать минут – и зал начали заполнять люди, как муравьи муравейник: полиция, медики, учебный состав и студенты, постепенно выползавшие из коридорной глубины по мере усиливавшегося шума.

Фэлиса стошнило на месте. Он, кажется, воспринял убийство близко к сердцу, хотя, по его заверениям, никогда не перекидывался с Моной даже парой слов. Мэрион принес ему воды и отошел с ним в сторону, хотя глаза его, изучающие и холодные, не покидали тело. Мортимер следил за Диланом, но тот, в свою очередь, взглядом метался по телу, так же, как и Мэрион, анализируя и изучая, но проделывая это для других целей. Софи слышно не было, а Джойс стояла рядом с Мэрионом, не решаясь подойти ближе, однако не сумев побороть любопытство и изредка поглядывая в ту же сторону.

Тогдашняя церковная тишина, святая тишина, сменилась воем сирен, огнями, потоком громких голосов и мнительными взглядами – все смешалось в один шум; слухи о причастности шестерки расползлись быстрее, чем змеи. «С вами разберемся потом», – объявил им мистер Беннет, ректор, глухим, снисходительным голосом, пробежавшись глазами,

скрытыми за пенсне, по каждому из них. Дилан знал, что их могли просто бросить на произвол судьбы, не выясняя их причастность – как делали в любом случае и со всеми в этом месте, – но он быстро заметил чужой пристальный взгляд на своем лице (то, как выяснилось потом, был прибывший позже всех детектив) и понял, что отныне эти глаза будут ходить за ним по пятам.

Специально обученные люди вынюхивали зацепки лучше собак, оградили здание, работали по уставу. Кто-то из вышестоящих закурил прямо над телом, и тогда принялись расчищать местность и выгонять студентов в жилые корпуса. Когда Дилан покидал зал, там воняло кровью и дорогим табаком.

Мэрион предложил пойти к нему. И несчастная шестерка оказалась в такой же тишине, только в пространстве поменьше. В коридоре, отделенным от комнаты закрытой дверью, слышались разговоры, нередко крики и звук тяжелых шагов. Со стола, аккуратно усеянного учебниками, доносился аромат потушенной в кружке с травяным чаем сигареты; дым тонкой струей окутывал комнату, пробираясь от Мортимера к Дилану – и дальше, по кругу, связывая друзей полупрозрачной нитью. Находиться здесь было тяжело; для кого-то именно потому, что он не привык оставаться наедине с кровавыми картинами перед глазами, для других – потому, что беготня заняла бы хоть какое-то время, потраченное в тишину, неизвестность будущего и непонятность настоящего. Впрочем, для Мортимера не было правильной причины: мысленно оправдывая это тем, что пустые стены и выдраенная чистота вокруг вызывали в нем страх, он сбежал под предлогом выведать все возможные теории и слухи; но, с другой стороны, забитые коридоры и пристальные взгляды вызывали в его – обычно насмешливой и сатирически злой – натуре робость, неприязнь ощущаемых чувств, желание скрыться в тени, в одиночестве, яростным противником которого он был. Для юноши не было ни правильной причины остаться, ни правильного места, чтобы уйти, поэтому он вернулся к началу, неуверенный, что его отсутствие вообще кто-то заметил. Голова кружилась во многом от недостатка сна: ему удалось упасть от бессилия лишь в пятом часу; тело гудело, тряслось, мышцы медленно разрывались, и даже лежать на кровати было донельзя больно. Мортимеру отчего-то в тот момент было просто очень больно.

– Нет никаких предположений, почему ее убили? – разрезал тишину Дилан. – Почему вырезали круг?

– Я повторю свой вопрос: зачем тебе об этом знать? – отозвался Мэрион, уже окончательно откинувший книгу подальше.

– Разве лучше сидеть в неведении?

– С какой-то стороны да. У нас и без того много проблем.

– Вам не интересно? – нахмурившись, Дилан оглянулся на друзей. Все молчали. – Не может быть.

– Мэрион прав, – выдохнув, произнесла Софи. – Не стоит лезть в это сейчас, особенно когда нас будут допрашивать как наиболее подходящих для роли подозреваемых. Захочешь поиграть в детектива – пожалуйста, но после того, как мы все придем в чувство и поспим хотя бы самую малость.

– А ты разве сможешь уснуть? – Дилан повернулся к девушке. Та вдруг весело усмехнулась.

– Буду спать как убитая.

Дилан попытался сдержать ответную усмешку и отвернулся, но со стороны послышался глухой смех Мортимера, и сдержаться не удалось. Усмешка переросла в улыбку, следом – в тихий смех. Они втроем смеялись, усердно игнорируя пытливые взгляды остальных, вцепившиеся в их лица и не заметившие в словах Софи ничего забавного. Наверное, у кого-то из них смех был спровоцирован внутренней истерикой, но явно не у братьев: для них никогда не существовало морали как таковой.