«Пьяный вопрос» в России и «сухой закон» 1914-1925 годов. Том 1. От корчмы до винных акцизов Александра II
Шрифт:
Французский наемник капитан Жак Маржерет так выразил свое отношение к этому происшествию: «Ливонцы, которые были взяты в плен… когда… Иван Васильевич захватил большую часть Ливонии и вывел всех жителей Дерпта и Нарвы в Московию, … ливонцы, исповедующие лютеранскую веру, получив два храма внутри города Москвы, отправляли там публичную службу; но в конце концов из-за их гордости и тщеславия… храмы по приказанию… Ивана Васильевича были разрушены и все их дома были разорены без внимания к возрасту и к полу. И хотя зимою они были изгнаны нагими, в чем мать родила, они не могли винить в этом никого, кроме самих себя, ибо, не помня о произошедшем несчастии, о том, что они уведены со своей родины, имущество их отнято и они ввергнуты в рабство во власть совсем грубого и варварского народа, вдобавок управляемого государем-тираном, вместо того, чтобы смириться перед сказанными бедствиями, они вели себя столь высокомерно, их манеры были столь надменны, а их одежды – столь роскошны, что их всех можно было бы принять за принцев или принцесс, так как женщины, отправляясь в храм, одевались не иначе, как в бархат, шелк, камку и по меньшей мере – в тафту, хотя бы у них ничего больше не было. Основной барыш давало им право продавать водку, мед и иные напитки, на чем они наживают не десять процентов, а сотню, что покажется невероятным, однако же это правда. И хотя ливонцы всегда были и будут такими, возможно, их для того и вывели в Россию, чтобы они обнаружили там свое тщеславие и заносчивость, которые в своей собственной стране они не смели выказывать из-за законов и правосудия. В конце концов, им были дано место вне города, чтобы построить, там дома и церковь, и с тех пор никому из них не позволяется жить в городе Москве» 118 .
118
Россия начала XVII в. Записки капитана Маржерета. М.: Институт истории РАН, 1982. С. 156–157.
Джером Горсей обрисовал произошедший инцидент: «Царь разгневался на приведенных из Нарвы и Дерпта голландских или ливонских купцов и дворян высокого происхождения, которых он
119
Горсей Д. Записки о России. XVI в. – начало XVII в… С. 80.
Шведский дипломат и историк, посланником шведского короля Карла IX Петр Петрей де Ерлезунда дал более детальное описание этого события: «В 1578 г. в Москве происходила страшная сцена между 378-ю пленниками из Ливонии и Литвы: когда великому князю захотелось повеселиться и позабавиться, он распорядился, чтобы все эти пленники явились к нему при большом стечении народа, под тем предлогом, чтобы узнать, сколько их было, какого они пола и каково положение каждого. Между другими пленниками стояли вокруг несколько женщин с их маленькими детьми и чрезвычайно смиренно, со слезами на глазах, просили пощады и милосердия. Страшный тиран притворился, что хочет помиловать и возвратить им свободу, и велел спросить каждого пленника поодиночке, очень ли рад он будет воротиться опять на родину? Это было приятно печальным пленникам; однако ж они сказали, что желают не прежде отправиться туда, пока не получат у великого князя прощения и пощады, в том мнении, что такой ответ поправит все дело, и положились на предложение великого князя, потому что всякому хотелось на родину. Но этот ответ стоил им жизни: великий князь принял это за унижение для себя, точно они смеялись над его страною и пренебрегали ею. За это бедняги тотчас же были приговорены к смертной казни. Тогда вдовы и сироты, старые и молодые, женщины и девушки, начали горько рыдать и плакать, но были выведены за город и, вопреки всякой справедливости, были немилосердно, безжалостно и постыдно задушены и убиты. Когда привели их на место казни, они нашли себе утешение в слове божием, пели некоторые псалмы слезливым и жалобным голосом, беспрестанно призывали бога, чтобы он простил их грехи и даровал блаженную кончину. Великий князь и москвитяне смеялись над ними, взяли девушек и опозорили их: те не могли спасти себя ни слезами, ни просьбами, ни мольбами, потому что бесчеловечный тиран находил в том забаву себе, с обоими сыновьями, Иваном и Федором, стоял и смотрел весь день, как мучили пленников; однако ж младший сын с несколькими знатными боярами не мог дольше смотреть на такие неправедные и страшные дела: может быть, им жалко стало несчастных, плачущих и стенающих, и они вернулись в город. В реке Неглинной были вбиты сваи и на них построены мосты: там стояли гнусные палачи и рабы великого князя и ломали у одного за другим из пленников коленки железными ломами, чтобы они скорее валились в реку и тонули. Теперь надобно было казнить некоторых очень красивых девушек из дворянского звания, и хотя несколько знатных бояр предлагали внести за них большую сумму денег, пленницы, однако ж, не были освобождены, несмотря на большую жадность тирана к деньгам. Девушки обнаруживали нетерпение, проклинали великого князя, укоряли его в жестоких и бесчеловечных поступках и обхождении с ними, пленными, вопреки всякому военному праву, равно как и во всех плутовских его делах, какие только случаются на свете, потом призывали небесного бога, чтобы он, по своему правосудию, отметил причиненную им неправду и постыдное злодейство. Это взбесило великого князя: он велел употребить другие, ужаснейшие муки и истязания: одни были брошены в воду, других терзали мучительными орудиями. Но в девушках действовал святой дух, высший утешитель во всякой скорби, и показал свою силу в их немощи: они переносили все с терпением и уговаривали друг друга стойко сносить и выдерживать страдания и смерть ради господа Иисуса. Потом палачи взяли печальных девиц и сжали им руки и ноги между двумя связанными вместе веревкою досками и брусьями, били их кнутами, вырезывали у них лядвеи (лядвея – часть ноги человека или задней конечности животного от таза до колена), чтобы более продолжить муки. В таких мучениях бедные девушки все призывали имя господа Иисуса, утоляли тем свои жестокие страдания и благодарили его за то, что могли перенести их с таким великим терпением, не только не ужасались этих мук, но еще смиренно молили бога простить им грехи и не переставали постоянно укорять тирана за его ожесточенную злобу, гнусное лицо, жестокий нрав, страшный голос и суровое правление и поступки. А он дивился такой твердости девиц и думал, как бы еще сильнее помучить их, потому что ему было очень досадно, что они так терпеливы и тверды среди великих мук и истязаний: чем терпеливее они сносили, тем больше он велел их мучить. Услыхав, что они прославляли и призывали в мучениях господа Иисуса, порочили и поносили великого князя, он велел отрезать им языки. Но девушки тем более призывали своего бога сердцем и душою и, будучи не в состоянии говорить, давали, однако ж, понять глазами и видом, что безбожный тиран причиняет им насилие и несправедливость и за то получит свое воздаяние. Еще не сытый их мучениями, великий князь велел воткнуть мертвые тела на раскаленные вертела, потом побросать их на большие костры и, разведя огонь, сжечь, а пепел кинуть в реку. Он приказал умертвить и всех других пленников и покидать их с мостов в воду» 120 .
120
Петрей П. История о Великом княжестве Московском // О начале войн и смут в Московии. М.: Фонд Сергея Дубова, 1997. С. 244–245.
Скорее всего Иван Грозный не ставил себе целью истребить всех жителей Немецкой слободы. Его раздражал тот факт, что иностранцы, попавшие в Россию в качестве военнопленных и не имевшие статуса полноценных граждан страны, разбогатели на продаже водки и стали помыкать русскими. Казнь 378 обитателей имела «воспитательную» цель. Это не был геноцид в прямом смысле этого слова, как в захваченной шведами в конце Ливонской войны Прибалтике, когда были убиты все русские, или в Варфоломеевскую ночь на 24 августа 1572 г., во время которой погибло 30 тыс. человек. Тем более, что вскоре Иван Грозный оставил все по-прежнему, опять позволил им торговать водкой, и благосостояние обитателей Немецкой слободы мало-помалу восстановилось, а милости, оказанные им Борисом Годуновым, покровителем многих иностранцев, еще и приумножили его. Очевидец и писатель о России в период Смутного времени Конрад Буссов подтверждает это: «Немцам, которых при Иване Васильевиче Грозном взяли в плен, привели из Лифляндии в Московию и поселили всех вместе в живописной местности на расстоянии немецкой полумили от Кремля, где они жили в достатке, а многие за службу в царском войске получили доходные поместья, он предоставил свободу совершать свое богослужение на дому» 121 .
121
Буссов К. Московская хроника. 1584–1613 гг. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1961. С. 84.
О подобном написал шведский дипломат и историк, посланником шведского короля Карла IX Петр Петрей де Ерлезунда: «Близ города Москвы лежит большая деревня, в которой до 700 крестьян и ремесленников: она называется Красное село; в четверти мили пути от нее, на реке Яузе, находится Немецкая слобода, где живут иностранцы, построившие свою собственную деревянную церковь и отправляющие в ней свое богослужение; там есть и лютеранские проповедники, учители и глашатаи чистого и неложного слова божия и совершающие таинства в их истинном значении. В этой же церкви покоится знаменитый и высокородный князь, герцог Иоанн, родной брат Христиана IV, могущественнейшего короля датского, к великому сожалению, принявший блаженный покой во Христе в 1603 г. в Москве». Также Борис Годунов «позволил свободно ездить в его землю и выезжать из нее для торговли пленным ливонским купцам и для того велел дать им из казначейства одним по 300, другим по 400 червонцев: они могли пользоваться этими деньгами, не платя никаких процентов, пока он не потребует их назад» 122 . Первая Немецкая слобода исчезла в пламени и разбое Смутного времени. В 1610 г. войска Лжедмитрия II разграбили и сожгли слободу, а обитатели ее разбежались, покинув свои дома, и еще долгое время на месте бывшей слободы были только пустыри и поля с огородами.
122
Петрей П. История о Великом княжестве Московском // О начале войн и смут в Московии… С. 162, 278.
Таким образом, алкоголь имел большое влияние как на западноевропейское общество, так и на русское государство. Чрезмерное его употребление приводило к гибели могущественных империй, таких как Древний Рим и Древняя Греция. Население спивалось, вырождалось и исчезало. Границы рушились и на освободившейся территории поселялись племена варваров. В Древней Руси первые питейные заведения – корчмы были вольными, общественными заведениями. Постепенно вольные корчмы стали подпадать под влияние государства, а потом и вообще были запрещены. Искоренение корчем и утверждение казенной продажи алкоголя было главной целью питейной политики Ивана Грозного. Российское государство все больше и больше входило во вкус «пьяных» денег, которые составляли все большую часть государственного бюджета (до третьей части). В результате корчмы на территории России были закрыты и вместо них появились кабаки. В тех местах, где на открытие кабака у царя не оказывалось денег, он заставлял подданных вкладывать в строительство свои собственные деньги. Продажа спиртного стала превращаться в своего рода конвейер – пришел, выпил и сразу уходи, чтобы освободить место для другого. Если в корчме можно было не только выпить, но и поесть, посидеть, а также и переночевать, то кабак представлял из себя специализированное питейное заведение, целью которого было извлечение максимальной прибыли при минимуме затрат. Ситуация с пьянством и до открытия кабаков была тяжелая. В 1551 г. на Церковном
2. От кабака до кружечного двора. Петр I – гибель традиционной России
2.1. Вторая половина XVI в. – первая половина XVII в. – царство кабака. Борьба против пьянства при Борисе Годунове
6 января 1598 г. умер царь Федор Иванович, сын Ивана Грозного, последний правитель из рода Рюриковичей. 6 февраля 1598 г. Земский Собор избрал на трон шурина Федора Ивановича – Бориса Федоровича Годунова (1598–1605 гг.) (Федор Иванович был женат на сестре Бориса Годунова – Ирине). Согласно Конраду Буссову Борис Годунов, вступая на престол, «строго-настрого запретил пьянство и шинкарство или корчмарство, угрожая скорее простить убийство или воровство, чем оставить ненаказанным того, кто вопреки его приказу откроет корчму и будет продавать навынос или нараспив водку, меды или пиво. Каждый у себя дома волен угощаться чем бог пошлет и угощать своих друзей, но никто не смеет продавать московитам напитки, а если кто не может прокормиться без содержания корчмы или шинка, тот пусть подаст челобитную, и царь даст ему землю и крестьян, чтобы он мог на это жить» 123 . Тут же, по сведениям известного историка С.М. Соловьева, «новгородцы получили особые льготы: были у них два кабака, от которых им нужда, теснота, убытки и оскуденье учинились; поэтому царь, царица и царские дети пожаловали гостей и всех посадских людей, царские денежные доходы с кабаков отставили и кабакам на посаде быть не велели» 124 .
123
Буссов К. Московская хроника. 1584–1613 гг. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1961. С. 83.
124
Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М.: Голос, 1994. Т. 8. С. 22.
Венчание на царство Бориса Федоровича Годунова состоялось 3 сентября 1598 г. Несмотря на обещания бороться с пьянством, в этот день в Грановитой палате состоялся грандиозный пир, на который были приглашены не только представители знати, но и простолюдины, члены гостиных сотен, купцы, городские старосты и рядовые москвичи. Такие пиршества продолжались десять дней. При этом для народа на Соборную площадь выкатывали бочки с пивом и медом, ставили столы с всевозможными угощениями. Исаак Масса, проживавший в России в 1601–1609 гг. и 1612–1634 гг., будучи голландским купцом и торговым резидентом в Москве, сохранил воспоминания об этом событии: «В Кремле в разных местах были выставлены для народа большие чаны, полные сладким медом и пивом, и каждый мог пить сколько хотел, ибо для них наибольшая радость, когда они могут пить вволю, и на это они мастера, а паче всего на водку, которую запрещено пить всем, кроме дворян и купцов, и если бы народу было дозволено, то почти все опились бы до смерти» 125 .
125
Масса И. Краткое известие о Московии в начале XVII в. М.: Гос. социально-экономическое изд-во, 1936. С. 52.
Петр Петрей де Ерлезунда объяснял эту политику Бориса Году-нова следующим образом: «На своих пирах и вечеринках москвитяне употребляют вдоволь кушаний и напитков, так что часто велят подавать до 30 и 40 блюд, как рыбных, так и мясных, особливо же студеней и сладких пирогов, также жареных лебедей, которых если не бывает когда, хозяину тогда не много чести. Так же поступают и с напитками и стараются иметь их разные роды, а именно: рейнское, угорское, белое и красное, французское вино, "Педро Хименес", мальвазию, водку, разные меда и пива. Как женщины, так и мужчины пьют их до неумеренности и излишества, так что не в состоянии ни ходить, ни стоять: оттого многие из них и умирают скоропостижно, что и случилось в славном столичном городе Стокгольме во время знаменитого короля Карла IX, к которому послан был от великого князя один москвитянин за каким-то делом. Вечером в жилище его поставили перед ним разных напитков, испанских, рейнских и других вин; он пил их по-скотски за свое здоровье и неумеренно прикладывался к водке, несмотря на напоминания шведов, что эта водка то же самое вино, которое гонят у русских из овса и воды, и потому ее нельзя так много пить, как он пьет. Он не обращал на то внимания и все продолжал пить, так что наутро, когда ему следовало бы быть на представлении у короля, его нашли мертвым. Оттого-то простолюдинам великий князь строго и запретил держать какие-нибудь напитки, водку, пиво или мед, кроме только свадебных или праздничных случаев: тогда они должны иметь свидетельства наместника, какое количество напитков позволено им варить. Если кто поступит против этого свидетельства и сварит больше, чем ему приказано и позволено, того наказывают денежной пеней и розгами. Запрещается также строго, под смертною казнью, чтобы никто в стране не продавал каких бы то ни было напитков, пива, меду или водки, кроме одного великого князя, который во всех городах, местечках и больших деревнях содержит общественные кружала и кабаки и получает от того большой ежегодный доход. В этих питейных домах, видно, бывает так много пьянства и ликованья, что нельзя и поверить. Потому что там дозволено им кутить, напиваться допьяна и играть в кости, сколько душа желает и может. Пропив свои деньги, закладывают кафтаны и пьют на них, сколько нальют за это винопродавцы и целовальники. Некоторые закладывают не только кафтаны, но даже шапки, сапоги, рубашки и все что ни есть за душою, да и бегут нагишом домой. Редко пройдешь эти дома, не увидав множества выбегающей оттуда этой Бахусовой братии: один в чем родила его мать, другой в рубашке, некоторые полуодетые и часто до того пьяные, что не в состоянии идти домой, а остаются влачить жизнь в грязи или в снегу на улице либо укладываются на тележки или сани, как свинья, и везутся за ногу своею прислугой и женами; но это ни для кого не диво. Часто и обыкновенно случается это в заговенье и в праздники, и не только водится между мужчинами и простолюдинами, но и между богатыми и знатными женщинами. Если найдут кого-нибудь пьяного на улице в такую пору, когда никому не позволено варить и пить пиво, его берут под стражу и допрашивают, где он напился. Узнавши же, что напился в великокняжеском кружале, возвращают ему свободу. Когда же откроется, что он подпил где в другом месте, тогда не только пьяного, но и того, кто продал или поднес ему вина, секут: вдобавок к тому они должны бывают заплатить большую денежную пеню за то, что нарушили запрещение великого князя» 126 .
126
Петрей П. История о Великом княжестве Московском // О начале войн и смут в Московии. М.: Фонд Сергея Дубова, 1997. С. 421.
Во время правления Бориса Годунова произошел голод. Жак Маржерет оставил его описание: «В 1601 г. начался тот великий голод, который продлился три года; мерка зерна, которая продавалась раньше за пятнадцать солей (соль – французская средневековая монета, равнялась 1/20 ливра), продавалась за три рубля, что составляет почти двадцать ливров. В продолжение этих трех лет совершались вещи столь чудовищные, что выглядят невероятными, ибо было довольно привычно видеть, как муж покидал жену и детей, жена умерщвляла мужа, мать – детей, чтобы их съесть. Я был также свидетелем, как четыре жившие по соседству женщины, оставленные мужьями, сговорились, что одна пойдет на рынок купить телегу дров, сделав это, пообещает крестьянину заплатить в доме; но когда, разгрузив дрова, он вошел в избу, чтобы получить плату, то был удавлен этими женщинами и положен туда, где на холоде мог сохраняться, дожидаясь, пока его лошадь будет ими съедена в первую очередь; когда это открылось, признались в содеянном и в том, что тело этого крестьянина было третьим. Словом, это был столь великий голод, что, не считая тех, кто умер в других городах России, в городе Москве умерли от голода более ста двадцати тысяч человек; они были похоронены в трех назначенных для этого местах за городом, о чем заботились по приказу и на средства императора, даже о саванах для погребения. Причина столь большого числа умерших в городе Москве состоит в том, что император Борис велел ежедневно раздавать милостыню всем бедным, сколько их будет, каждому по одной московке (московка – русская серебряная монета XVI–XVII вв., масса 0,34 г., полкопейки), т. е. около семи турских денье (денье – 1/240 ливра или франка), так что, прослышав о щедрости императора, все бежали туда, хотя у некоторых из них еще было на что жить; а когда прибывали в Москву, то не могли прожить на сказанные семь денье, хотя в большие праздники и по воскресеньям получали копейку, т. е. вдвойне, и, впадая в еще большую слабость, умирали в сказанном городе или на дорогах, возвращаясь обратно. В конце концов, Борис, узнав, что все бегут в Москву, чтобы в Москве умереть, и что страна мало-помалу начала обезлюдевать, приказал больше ничего им не подавать; с этого времени стали находить их на дорогах мертвыми и полумертвыми от перенесенных холода и голода, что было необычайным зрелищем. Сумма, которую император Борис потратил на бедных, невероятна; не считая расходов, которые он понес в Москве, по всей России не было города, куда бы он не послал больше или меньше для прокормления сказанных нищих. Мне известно, что он послал в Смоленск с одним моим знакомым двадцать тысяч рублей. Его хорошей чертой было то, что он обычно щедро раздавал милостыни и много богатств передал священнослужителям, которые в свою очередь все были за него. Этот голод значительно уменьшил силы России и доход императора» 127 .
127
Россия начала XVII в. Записки капитана Маржерета. М.: Институт истории РАН, 1982. С. 189.