Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна

Лиманов Юрий Леонидович

У самого выхода сопровождавший их с мушкетерами д'Артантьян скомандовал “Подвысь!”. Мушкетеры отсалютовали кардиналу, словно тот был принцем крови и, сгрудившись вокруг своего короля, скрылись вместе с ним в мрачном здании Лувра.

Вернувшись к себе во дворец, Ришелье прошел прямо в спальню, где, обессиленный, рухнул в постель. Он заснул стремительно, как засыпает крестьянин, вспахавший поле под будущий урожай. Проснулся, когда уже начало темнеть, свежий, бодрый, голодный. Принял ванну, съел с аппетитом кровавый бифштекс, что так искусно умел готовить его любимый повар, и направился к себе в кабинет, место, где он обычно проводил большее время суток. Проходя

коридорами, он с удовлетворением отметил, что нигде уже не видно мешковатых немецких наемников, остались только его гвардейцы, всегда подтянутые, любимые, несмотря на тот афронт, который они допустили сегодня. И тут он вспомнил о том полуприказе — полупросьбе, которую намеком бросил лейтенанту де Жюссаку. Сейчас, после такого теплого, откровенного, доверительного разговора с королем любая атака на его мушкетеров выглядела бы оскорбительной.

Он приказал позвать лейтенанта.

Де Жюссака во дворце не оказалось.

Он приказал найти его дома, а если его нет дома, то искать в любом излюбленном гвардейцами кабаке — черт побери! — и расспросить его людей.

Уже стемнело, когда ему доложили, что ни Жюссака, ни десятка гвардейцев из его взвода в Париже нет.

Перед уходом из Лувра д'Артаньян по своему обыкновению заглянул в кордегардию. Если дежурил сержант Камюзо, самый старый и наблюдательный, он мог бы получить, как он надеялся, ответ на мучивший его вопрос: уехали ли герцогиня ди Лима и мадемуазель де Отфор домой. Собственно, его интересовала мадемуазель, но не мог же он так откровенно расспрашивать старого служаку.

— О, лейтенант, хорошо, что вы заглянули. Я уже хотел посылать за вами кого-нибудь из слуг.

— Что стряслось?

— Приезжал человек из замка от мсье де Тревиля и передал просьбу капитана, чтобы вы, мсье лейтенант, и господа мушкетеры Атос, Арамис и Портос, ежели не на дежурстве, приехали к нему.

Замком в мушкетерской роте почтительно называли шале капитана, расположенное в получасе езды от Венсенского парка, окружавшего любимый замок короля Людовика.

Просьба капитана все равно что приказ. Придется ехать.

— Планше здесь?

— Да, мой лейтенант. Дрыхнет в конюшне.

— Пошли кого-нибудь к нему, пусть седлает, а я пока черкну записочки господам мушкетерам. Да, кстати, ты не обратил внимания, уехали из Лувра герцогиня ди Лима и мадемуазель де Отфор? — спросил он нарочито небрежно.

— Ее светлость герцогиня уехала, потом возвратилась и примерно через час отбыла окончательно вместе с мадемуазель де Отфор.

Д'Артаньян облегченно вздохнул и быстро написал три записки друзьям, назначая встречу у особняка Сюлли.

Появился заспанный Планше.

— Опять нам скакать?

— Опять, дружище, опять. Сейчас зайдем в “Голубку”, промочим горло и — в путь.

— А чего-нибудь перекусить?

— Не волнуйся, там, куда мы едем, тебя накормят до отвала, — ухмыльнулся сержант.

Через час четверо мушкетеров в сопровождении слуг выехали на венсенскую дорогу. Несмотря на то, что уже стемнело, а луна еще не взошла, и дорога была едва различима в тусклом свете августовских звезд, они ехали резвой рысью, ибо этот путь был им знаком, как собственная квартира — десятки раз они проделали его, сопровождая короля.

Впереди ехали д'Артаньян и Портос, за ними Атос и Арамис, в арьергарде, как всегда, следовали слуги.

Портос что-то рассказывал, время от времени громким смехом сопровождая свои незамысловатые шутки. Д'Артаньян не вслушивался. Последнее время он все чаще погружался в безрадостные мысли о Марго. Ревность терзала его. Он понимал, что

у него нет никаких шансов, что Марго увлечена королем, что следовало бы вырвать любовь из сердца, и признавался себе в собственном бессилии.

Может быть, поэтому он пропустил тот момент, когда впереди на дороге возникли неясные тени. Громыхнул пистолетный выстрел, за ним второй, Портос яростно чертыхнулся. Атос крикнул:

— Рассыпаемся и атакуем!

Д'Артаньян выхватил оба седельных пистолета и, раскачиваясь из стороны в сторону, послал коня вперед. Прогремел еще один выстрел. В ответ загрохотали тяжелые седельные пистолеты мушкетеров. Один из нападавших с криком упал, другие заметались. Д'Артаньян в одно мгновение оказался на том месте, где только что был стрелявший, выстрелил с обеих рук в зловещее сгущение теней на обочине дороги и пришпорил вороного так, что тот прыгнул вперед. Сзади опять прогремели пистолетные выстрелы, потом громыхнул мушкет, которым был вооружен Гримо. Лейтенант вздыбил коня, заставил его развернуться и, выхватив шпагу, послал коня в сторону кустов, где заметил нескольких бандитов. Ударил еще один выстрел со стороны нападавших, видимо, последний. Д'Артаньян уклонился — мимо! — отбил тускло блеснувшую шпагу, нанес ответный удар и, судя по тяжести в руке, попал в голову, опять развернулся и успел отбить чей-то клинок. Внезапно его противник исчез, на его месте возникла гигантская фигура Портоса, мушкетер пророкотал своим басом: “Тысяча чертей, давно я так славно не дрался!”, и лейтенант снова закрутился в сече, отбивая и нанося удары. Выпад, еще выпад — с головы очередного бандита слетела шляпа, и лейтенант узнал де Жюссака. Они закружились, обмениваясь ударами. Судя по тому, как уверенно парировал все выпады гвардеец кардинала, он был достойным соперником.

Схватка на дороге затихла.

Мушкетеры и слуги окружили сражающихся.

Д'Артаньян крикнул:

— Это де Жюссак. Он мой! Я вызвал его на дуэль еще когда он вез меня связанного в карете, — и обратился к противнику:

— Как видите, я держу свое слово, сударь!

Де Жюссак затравленно оглянулся.

Все было ясно: провалилась, казалось, так хорошо задуманная операция. Впереди либо смерть, либо бесчестье.

Де Жюссак выбрал смерть и атаковал д'Артаньяна с такой безрассудной яростью, что прорвал его защиту и сумел нанести удар в руку. Но ответный выпад мушкетера оказался для него смертельным.

— Он вел себя, как скотина, но умер, как мужчина, — такова была эпитафия, произнесенная Арамисом.

— Но если это был де Жюссак, значит, на нас напали люди кардинала! — глубокомысленно изрек Портос, придерживая раненную руку.

— Хотел бы я знать, как они догадались, что мы поедем к де Тревилю? — задумчиво произнес Атос. — Поспешим, друзья, д'Артаньян и Поротос истекают кровью!

— Но прежде их следует перевязать, — рассудительно заметил Арамис. — Базен, у тебя в седельной сумке должна быть моя чистая рубашка. Разорви на полосы и перевяжи господ раненых!

Шале капитана мушкетеров скрывалось в глубине парка, раскинувшегося на площади примерно в десять акров, тенистого и, как помнили мушкетеры по прежним визитам, запущенного.

Над верхушками деревьев выглянула молодая, удивительно яркая луна. Ее белый мертвенный свет высветил наезженную, усыпанную гравием дорогу, ведущую к невысокому двухэтажному дому с покатой черепичной крышей, обрамленному, словно рамкой, по углам двумя круглыми декоративными башнями. Видимо, благодаря этой фантазии неизвестного архитектора и получило скромное жилище капитана громкое наименование замок.