Пять лет спустя или вторая любовь д'Артаньяна
Шрифт:
— Д'Артаньян, вы можете своим красноречием заткнуть за пояс любого судейского! — восхитился Арамис. — Ей Богу, и я бы лучше не сказал!
— Я непременно доведу до сведения его высокопреосвященства ваши соображения, господа! — прокричал за дверью де Рошфор, и все стихло.
Герцогиня ди Лима проснулась в продавленном кресле от тихого скрипа открываемой королевским камердинером двери. Она не сразу осознала, где находится, что происходит, и только увидев, что Дюпон вот-вот скроется за дверью королевского кабинета, все вдруг вспомнила и воскликнула, вскакивая:
— Дюпон,
К чести Дюпона следует сказать, что он мгновенно сообразил, почему герцогиня видела во сне бордосское имение и что это означает для него лично, а потому полуобернулся, торопливо бросил, что он всегда к услугам ее светлости, и скрылся за дверью.
Швейцарец, брякнув алебардой, встал у портьеры.
Герцогиня поправила прическу, встала, подошла к окну, отодвинула штору, выглянула.
Солнце еще не поднялось над крышами соседних с дворцом зданий, но небо, по-августовски чистое, уже посветлело и стало пронзительно-голубым. За спиной у герцогини стукнула дверь. Женщина порывисто обернулась. Из кабинета вышел Дюпон и, улыбаясь, пригласил ее войти.
Она стремительно вошла в просторную приемную и растерялась. Одна дверь вела в собственно кабинет, вторая в гардеробную, третья — в королевскую опочивальню. Дюпон проследовал именно туда. Герцогиня пошла вслед за Дюпоном. На огромной, под балдахином, кровати, на взбитых подушках лежал кто-то, с головой укрытый одеялом. У распахнутого настежь окна в противоположном конце спальни стоял спиной к герцогине король в длинной, ночной рубашке и пересвистывался с невидимой пеночкой. Внезапно король перестал свистеть, отошел от окна и сухо сказал Дюпону, игнорируя присевшую в глубоком реверансе герцогиню:
— Ты все же осмелился впустить ее!
— Ваше величество, ее светлость всю ночь ожидала вашего пробуждения в кресле перед дверью, чтобы просить о милости!
— А вот я прикажу отправить тебя в Бастилию, где уже ты будешь просить о милости, и не в кресле, а в тюремной камере!
— Ваше величество, осмелюсь напомнить, что Бастилия предназначена для высокородных господ.
— Тогда в Шатле! Иди и приведи ко мне лейтенанта д'Артаньяна — я прикажу ему взять тебя под стражу и отправить в тюрьму!
— Увы, ваше величество! Я не смогу этого сделать.
— Почему? — удивился король. — Ведь именно он заменяет де Тревиля на время болезни…
— Ваше величество! — воскликнула герцогиня, почувствовав, что наступил подходящий момент, чтобы вмешаться. Она упала на колени, и протянула к королю руки. — Дюпон не может сделать этого, ибо лейтенанта д'Артаньяна нет в Лувре. И я упросила добрейшего Дюпона впустить меня к вам именно потому, что я хочу нижайше умолять вас о помощи лейтенанту д'Артаньяну!
— О какой помощи вы говорите? — в голосе короля прозвучало раздражение.
— Вчера клевреты кардинала предательски захватили лейтенанта ваших мушкетеров мсье д'Артаньяна и его троих друзей, хорошо известных вам господ Арамиса, Атоса и Портоса.
— Это еще не причина, чтобы врываться в мою спальню чуть свет! — возмущенно выпалил он и тут до него дошел смысл сказанного герцогиней. — Что вы сказали?
— Подлым, предательским образом!
— Моего лейтенанта и моих мушкетеров?
— Да, сир.
— Откуда это вам известно?
— От их слуг. Слуги все видели.
— Где они? Я хочу допросить слуг! — в голосе короля прозвучала непривычная для знающих его твердость.
— Ваше величество! — раздался вдруг со стороны кровати мелодичный девичий голосок и, откинув одеяло, на высокую подушку села Марго, румяная, прелестная, с распушенными волосами, в белоснежной ночной сорочке короля. — Ваше величество! Спасите д'Артаньяна! Он, не задумываясь, бросился на помощь моему кузену, когда на того напали бандиты!
Герцогиня в изумлении уставилась на племянницу, и та вновь юркнула под одеяло.
Король, повернувшись спиной к герцогине и Дюпону, уставился в окно. Как ни странно, невидимая пеночка все еще продолжала петь.
— Ваше величество, отчаянно смелые мушкетеры, готовые из любви к вам совершить любой подвиг, пострадали только потому, что их преданность вашему величеству не по нутру кардиналу, — очень осторожно, словно нащупывая путь в трясине, произнесла герцогиня.
Она знает или догадывается? — подумал король, глядя в окно, где разгорался ликующий августовский день. — Даже если просто догадывается, то и кардинал, несомненно, уже догадался. Если я потребую возвращения мушкетеров, его догадка превратится в уверенность. И, конечно же, он сразу поймет, что они действовали по моему приказу. Если же промолчу, то кардинал утвердится и на том единственном кусочке королевства, где я еще полновластный господин — в моей мушкетерской роте. Надо же такому случиться именно сегодня, когда я впервые почувствовал себя мужчиной…
Он отвернулся от окна.
— Дюпон! Подайте мне мушкетерский костюм. Передайте дежурному лейтенанту мушкетеров, чтобы он поднял в ружье взвод и ждал меня на плацу. Мадам, вы свободны.
Герцогиня склонилась в поклоне и попятилась к двери. Последнее, что она услышала, был вопрос Дюпона и короткий ответ короля:
— Прикажите седлать вашего вороного, сир?
— Нет, тут до Пале Кардиналь рукой подать…
В Пале Кардиналь царила тишина.
Когда де Рошфор после коротких переговоров с д'Артаньяном пришел к кардиналу, секретарь не пустил его, заявив, что его высокопреосвященство отдыхает.
Рошфор не стал настаивать, справедливо полагая, что чем больше времени пройдет, там больше вероятности, что слухи докатятся до Лувра. Он сказал секретарю, что будет ждать вызова кардинала в своих апартаментах и ушел отдыхать.
Кардинал же, утомленный бурными событиями последних дней, сидел, сгорбившись, в глубоком кресле у камина и разглядывал четвертушку плотной бумаги. На ней хорошо известным ему почерком фрейлины де Санлис было написано всего несколько слов, но именно они повергли кардинала в долгое раздумье. Всезнающая Санлис доносила, что король заперся в спальне наедине с мадемуазель де Отфор. И что, судя по поведению Дюпона, он предпримет решительное наступление на ее целомудрие. Новости были слишком важны, чтобы оставить их без тщательного анализа.