Пять минут до понимания
Шрифт:
– По-моему, Василенко лукавит.
– В чем это выражается?
– Его чувство к вам слишком бурно, словно напоказ.
– Андрей любит меня, - недоуменно протянула Вера Ивановна, но спустя минуту добавила уже с сомнением.
– Так, во всяком случае, он утверждает.
Ольга пожала плечами. Мужские слова - слабый аргумент.
– Не хочу выглядеть циничной, но, похоже, Андрей Петрович не очень честен. Он стар, не очень здоров, одинок. Вы - врач, обеспечены жильем, намного моложе. Вы для полковника - гарантия безопасности и комфорта. Поэтому, не исключено, что своим показным вниманием Василенко
– Значит, он меня не любит?
– Не знаю.
– Значит, не любит. Просто пытается, окрутить меня и сэкономить деньги.
Ольга удивленно приподняла брови:
– Причем тут деньги?
Вера Ивановна пояснила:
– Я - директор программы "Активная старость", в основе которой лежит уникальная разработка моего покойного супруга. Полковник же спит и видит попасть в программу. Он уже и так подъезжал, и эдак, а я ни в какую. Вот он и придумал решение. С мужа брать деньги не порядочно. Значит, придется платить партнерам из своего кармана. А это, на минутку, несколько десятков тысяч баксов.
– Ого.
– В центре работает команда классных специалистов. Все получают высокие оклады, плюс аренда помещений, лабораторное оборудование, коммунальные платежи. В общем, вы понимаете.
– И каковы результаты ваших подопечных?
– Отличные. Первый набор был сделан десять лет назад и все, как один, до сих пор в строю, держаться молодцами. Остальные тем паче.
– Поразительно.
– Я же говорю: это уникальная методика.
– И все же, не стоит на основании пустых догадок обвинять Андрея Петровича.
– Мне и самой порой казалось, что Андрей - использует меня. Вы лишь подтвердили мои опасения.
Ольга остановилась, повернулась к Лопухиной, заглянула в глаза.
– Вера Ивановна, вы тоже ведете себя не очень искренне. Вы не любите полковника, тем ни менее, раздаете авансы, подкармливаете мужские иллюзии, сеете надежду. Все мы не без греха.
Лопухина выругалась вполголоса:
– Вы правы. Но во всем должна быть мера. Я не требую многого. Концерты и спектакли, на которые Андрей меня водит, сплошь благотворительные, бесплатные, для пенсионеров. Букеты я компенсирую ужинами. Так что полковник не в накладе. Мне же в случае чего придется прилично раскошелиться.
Ольга кивнула.
– Классный, но несколько поспешный вывод. Кстати, можно вопрос? Правда, несколько отстраненный от темы беседы.
– Валяйте.
– Вера Ивановна, - Ольга постаралась вложить в голос максимум наивных нот, - помните, мы обе опасаемся мужчин. Так вот, если вы без суда и следствия, верите моим бредням, и сразу назначаете своего друга врагом народа, то, как вы можете избавить меня от моих тараканов?
Лопухина рассмеялась:
– Ладно, признаю: пошла на поводу, деньги в этой истории могут оказаться не причем.
– Да здравствует наш самый гуманный в мире суд.
– А вы, Олечка, молодец, отличный логик и прекрасно разбираетесь в людях.
– Мы же похожи!
– Так что вы мне посоветуете?
– Для начала понять, что вы хотите.
– Я хочу, чтобы все оставалось по-прежнему. Чтобы Андрей не требовал от меня ответа.
– Существует масса благовидных предлогов, дабы затянуть
– Но Андрею нужна определенность.
– Это его проблемы. Когда-нибудь ему надоест вас терроризировать и он успокоится.
– О, нет, я придумала лучший вариант. Правда, мне понадобится ваша помощь. Не пугайтесь, ничего страшного делать не придется. А я в долгу не останусь. Пока решаются мои проблемы, я буду бесплатно улаживать ваши. Это честный бартер. Идет?
*
Так уж повелось, что молодость не беспокоится переходом в мир иной. Слишком иллюзорна трагическая перспектива, слишком обширны насущные планы, чтобы тратить время на пустое. Однако с годами, отбирая родных, близких, друзей, знакомых, смерть приковывает к себе внимание и заставляет воспринять уход другого, как преддверие собственной кончины. "Слава Богу, не я", - думают живые на похоронах, и с ужасом загадывают: кто следующий в очереди?! Но и ужас не долговечен. Однажды с неотвратимой неумолимостью возникает понимание: старуха с косой рядом, не сегодня-завтра с вещами на выход, будущего нет, есть только настоящее, да и то отравленное ожиданием конца...
Ольга слушала новые для себя речи и удивлялась. Как трудно быть старым. Каждый день может оказаться последним. Как же жить в вечном страхе и не сломаться, не превратиться по определению Лопухиной в "начинающего покойника"?
До знакомства с Лопухиной Василенко был именно "начинающим покойником". В семьдесят восемь, превысив статистический стандарт, он уже не ждал от жизни ничего хорошего и всласть упивался плохим: ругал власть, сетовал на нынешние неурядицы, горевал о невозвратном прошлом, не помышлял о будущем, постоянно жаловался на здоровье, кстати и некстати говорил: "если буду жив"...
По теории Лопухиной это означало полную капитуляцию.
Сама Вера Ивановна, напротив, была полна планов, не ворошила былое, не поминала болячки, не злобствовала на политиков и олигархов, редко грустила, много двигалась, читала, думала. Однако тренд и тут был определен. Частое упоминание "в нашем возрасте...", согласно собственной классификации, было началом конца.
– Я уже поставил на себе крест, - признавался Василенко.
– Однако Вера и ее теория активной старости заставили меня буквально воскреснуть. Вера заявила: твоя жизнь - крепость, ты - командир, иди, защищай, вверенный объект до последнего издыхания, любые отклонения есть дезертирство, пораженчество и предательство. Для меня, военного, все сразу встало на места. Я мгновенно превратился из "начинающего покойника" в боевого офицера, собрался, сконцентрировался, пошел биться с врагом...
– Разве несколько фраз способны изменить взгляды человека на жизнь и смерть?
– Ольга, пытаясь разобраться в теории Лопухиной, без стеснения выпытывала подробности.
– Если слова звучат на языке, понятном пациенту и бьют прямо в цель, есть шанс добиться успеха, - Вера Ивановна отвечала охотно, но уклончиво. И лишь иногда, в редких порывах откровенности, выдавала чуть не пошаговую инструкцию.
– Хорошо. Чем бы вы зацепили меня?
– Предложила бы продать себя старухе с косой по самой высокой цене. Дешевить - стыдно и глупо.