Пять невест и одна демоница. Трилогия
Шрифт:
Стало быть, она во дворце.
Это хорошо?
С учетом того, что сюда и направлялись, наверное, хорошо. А остальные где? Или… ну да, опять раскидало? Дворец-то издали гляделся огромным, а вживую и того больше будет. И бродить в нем можно долго.
– Эй, – крикнула Ариция. И прислушалась. Ничего. Только эхо покатилось по коридору. Хотя… раздался тихий шелест.
Скрип.
И Ариция уже прокляла себя за дурость, когда куча тряпья, некогда, надо полагать, бывшая шторами, шевельнулась.
Так… ей надо оружие!
Ей…
Из
– Тьфу ты, – Ариция снова сплюнула, на сей раз с облегчение. Вот котика жалко. То ли сгинул, то ли где-то там, средь городских закоулков остался. – Иди сюда…
Виверн выбрался и отряхнулся. Стал он будто бы меньше… определенно меньше. А вот чешуя позеленела. И блеск обрела. И крылья… крылья целыми стали!
Ничего себе.
Зверюга добралась до Ариции, ткнулась в нее носом и чихнула. Она же теплая! Не горячая, нет, но теплая. Живая! По-настоящему.
Как такое возможно? Нет, дар даром, но… но одно дело на словах, и совсем другое – увидеть. И… и наверное, это хорошо? Или не очень? Ариция поглядела на виверна, который сел и поглядел на Арицию.
– Делать-то нам что? – спросила она и, закономерно не дождавшись ответа, сказала. – Идти. Искать демона. И надеяться, что остальные тоже додумаются.
Надеяться выходило так себе.
Но виверн поднялся и бодро потрусил. Понимает? Или, может, чует? Демоны должны как-то пахнуть…
В коридоре было пустовато, если не считать костей. Кости лежали кучками, но вполне смирно, что успокаивало. Иногда какой-то череп оказывался где-то в стороне, и тогда Ариция обходила его.
На всякий случай.
Виверн шел.
И она за ним.
Сквозь одни ворота. Другие. Третьи… и ощущение такой полнейшей бесконечности коридора. Пару раз она открыла двери, заглянув в комнаты, оценив и роскошь, и величину их, и пустоту. Но поскольку ничего интересного там не было, двери Ариция закрывала и шла себе дальше.
За последней дверью обнаружилась полукруглая зала со стеклянным потолком. В центре её возвышался фонтан, над которым поднималась четверка мраморных дев. Девы были обнаженными, и в переплетении их рук мерещилось нечто в высшей степени неприличное.
Рядом с чашей фонтана стояла пару чаш поменьше, и когда-то вода стекала с них в узорчатые желоба, а те пробирались меж горшков.
Интересное место. На матушкин зимний сад похоже. Или оранжерею. Но только растения не пережили катастрофы, а может, позже умерли, когда вода перестала течь.
Ариция не знала.
Она огляделась. А виверн, сев на зад, снова чихнул.
– И дальше-то куда? – Ариция сунула голову меж двух узорчатых кадок, из которых сиротливо торчали рогульки. Земля давно превратилась в прах. Да и рогульки были сухими.
Виверн снова чихнул.
Ариция же ступила на дорожку, вымощенную желтым кирпичом. Раз шаг. И два… и три…
На нее и присели.
Откуда он здесь взялся?!
Ксандр сидел, уткнувшись в сцепленные руки. Локти его упирались в ноги. Спина сгорбилась. И вид был жалким. Неподобающим древней бессмертной твари.
– Доброго дня, – вежливо поздоровалась Ариция.
– Голова болит, – отозвались ей. – Голова… просто невыносимо.
– Сочувствую.
– Она не может болеть!
– Почему?
Нет бы обрадовался, что Ариция нашлась. Если он здесь, то явно потому что там, в Замке, решили-таки спасать потерявшихся невест.
– Потому что я мертв! Мертвые не ощущают боли.
– Извините, – стало немного неудобно, потому что в глубине души появилось подозрение, что вот та вспышка на площади, окончательно оживший виверн и головная боль лича немного связаны.
Ксандр поднял голову.
– Свет… яркий. А запахи наоборот. Почему?
– Ну… – Ариция прикусила губу. Говорить или нет? Матушка, когда они с Лети что-то такое утворяли, всегда просила говорить. Правду. И обещала, что тогда не станет ругать. Но все равно потом ругала… а с другой стороны, он ведь поймет. Рано или поздно
Это он просто пока не сообразил.
Голова ведь болит. И думать тяжело. А поймет и тогда…
– Может… потому что… вы немножечко живой? – робко спросила она.
– Я мертвый.
– Были.
– Мертвые не оживают.
– Как правило. Иначе это было бы до крайности неудобно.
А глаза у него красные и слезятся. И бледность эта… то есть он все еще бледный, но теперь с характерным сероватым оттенком, который бывает у живых людей после долгой болезни.
– Но вот… понимаете… у меня дар.
– Дар, – послушно повторил Ксандр.
– Так мне сказали… я Дарительница Жизни.
– Это сказка.
– Ну… тогда будем считать, что с вами приключилась сказка! – Ариция радостно уцепилась за возможность. – Или чудо! Скажем… вот святая Ульрика как-то помолилась Пресветлым Девам во здравие почившего её брата, и он исцелился, а потом открыл глаза. Или наоборот. Честно, толком уже не помню. Главное, ожил! А стало быть, возможно! Если вы чисты душой и крепки верой.
Подумалось, что вот последнее это она зря. Что… какая у лича вера? Или чистота души? Он же ж тварь кровожадная… ну или просто проклятая, поскольку кровожадности прежде за Ксандром не наблюдалось.
В общем, случай был явно не тот.
Ксандр повернулся и поглядел этак, задумчиво.
– И глаза у вас не черные! – встрепенулась Ариция. – А… серые.
– И голова болит.
– Точно. Голова – это ведь аргумент!
– Смотря для кого, – он опять поморщился. И потрогал голову. Потом зажал одной рукой другую. – Сердце… бьется.