Пять невест и одна демоница. Трилогия
Шрифт:
Ему было одиноко.
Так одиноко, что… мама занята, отец тем паче. Ричард старался. Учился. Как никогда раньше. Чем еще заняться, когда вокруг пустота? Разве что учебой. И разговорами с тьмой, которая единственная готова была слушать его.
А потом отвечать стала.
Какой он…
Золото теплое. Золото металл и тепло не хранит, а это все-таки теплое. И пальцы скользят по знакомым в каждом извиве узорам.
– Здравствуй… – шепот оглушает. – Я пришел.
И дверь
Когда он впервые дозвался? И сам не понял. Он сидел… кажется, в библиотеке. Место, некогда предсталявшееся ему скучным, вдруг стало родным. Тишина. Пустота. Горы полок и вереницы книг, за которыми можно спрятаться и от мира, и от собственных мыслей.
Тарелка.
Свеча. Старое зеркало в углу. Точно. Оно стояло в углу, прикрытое тряпкой. И давно стояло… очень давно. Похоже, Ричард проклят находить забытые вещи. Он и не сразу заметил это вот зеркало, только когда тьма позвала.
Она, обжившая библиотеку, приняла Ричарда.
И признала.
Она позволяла играть с собой. И он даже вылепил из тьмы друга, тот получился почти таким же, как Каллен, но молчаливым и покорным. Это внезапно разозлило, потому что так – не по-настоящему. И Ричард потребовал, чтобы она ответила.
Сама.
И она ответила. Та, что была по другую сторону зеркала.
– Здравствуй, – повторил он чуть громче. – Я пришел. Я ведь… обещал.
За дверью… он видел этот зал. Правда, лишь малую часть, но хватит, чтобы узнать. Колючие стволы шиповника, толстые, с его, Ричарда, руку. Они переплелись, намертво сцепившись шипами. И меж них белыми флагами виднелись цветы.
– Я… вспомнил.
Шепот.
Будто кто-то зовет. И страх, что вполз в библиотеку. Холод по спине. И желание бежать, но не получилось. Он и шагу сделать не смог. Он застыл перед тьмой, глядя в нее, а та смотрела на Ричарда.
Долго так.
А потом расползлась пятном по зеркалу.
Белый мрамор он тоже помнит. И стоило коснуться, как ветви расступились, пропуская.
Узор.
– Я… не все, но вспомнил…
…мальчик…
Она сказала это. И Ричард обиделся. Он считал себя взрослым. Ну да, какой ребенок не считает себя взрослым? И умным? И…
– Ты не была похожа на тех демонов, которых рисовали в книге, – голос его вязнет в пустоте. И становится страшно, что на самом деле ничего-то этого не было. Что ему привиделось.
Тогда.
Или вот сейчас придумалось. Всего-навсего больная фантазия. Ведь с головой-то неладно. Давно неладно. Чего уж теперь.
– Ты спросила, я ли тебя позвал. А я… я не сумел сказать ни слова. Кивнул только.
– И я подумала, что могу тебя убить, – её голос ничуть не изменился за годы.
– Ты где?
Этого
Смешок.
И горький такой.
– Ты меня не убила.
– Нет. Я подумала, что скучно… ты бы знал, до чего скучно сидеть тысячу лет на одном месте. А ты был забавным.
– И ты мне помогала… учиться. У меня никак не получалось понять, чем же одни демоны отличаются от других.
– Просто в твоей книге половины не хватало.
Голос раздается словно со всех сторон разом. Это иллюзия. В зале хорошая акустика, удивительная даже. И поэтому голос её звенит. Тогда он и очаровал тем, что показался похожим на колокольчики.
– И другие не лучше.
– Какие уж уцелели. А что нет, то пришлось писать по памяти, – Ричард остановился перед выбитой в камне линией. Неглубокая, в полпальца.
Непреодолимая.
– И ты стала учить меня. Отец… радовался. Он не видел зеркала. Почему?
– Потому что ты этого не хотел.
И она осталась прежней. Прекрасная и ужасная. Или наоборот? Тот же страх, тот же холод по спине. И колени привычно немеют.
– Я?
– Ты, мальчик.
– Я уже не мальчик. Я… вырос.
– И потерялся.
– Я не специально.
Они ведь говорили. О демонах. И о том, как их вызывают. Для чего… для кого. О заклинаниях. О тьме, которая на самом деле живая. О его, Ричарда, страхах… о том, что он снова разочаровал отца. Он старался, но все равно разочаровывал.
Был недостаточно сильным.
И не таким уж ловким.
Он быстро уставал. И плохо ладил с оружием. И отец нет, не ругал. Хмурился. Все повторял, что Ричард должен быть серьезнее. Что ему нужно больше стараться. Что… а Ричард старался. Честно. И тренировался. Сам. Только почему-то, когда он был один, все получалось, а стоило появиться отцу, и клинок сам падал из рук.
Да и с памятью не лучше. Все, что он знал, вдруг забывалось, как только отец задавал вопрос. И от разочарования в его глазах становилось невыносимо больно.
– Ты такая же красивая, – сказал он, остановившись у границы. – Помнишь… помнишь, ты рассказывала мне о ловушке, в которую тебя поймали?
У этой демоницы глаза были цвета тьмы.
Бездонной.
Живой.
– И я обещал, что когда вырасту, приду и помогу. Спасу.
– Спасать демонов – глупая идея, мальчик.
– Наверное.
Шиповник рос по ту сторону круга.
Улыбка у нее была печальной. И казалось, что еще немного и демон заплачет. Но это тоже ложь. Демоны не способны плакать.