Пять невест и одна демоница. Трилогия
Шрифт:
Ограничить. Иначе может получиться… не на тьму, но на плоть. Смерть – часть жизни, и новая жизнь. А потому… потому прах к праху.
И темные фигуры рассыпаются. Одна за другой, одна… только где-то там плачет кто-то, надрывно и горько. И от этих слез болит голова.
– Нельзя, – пальцы грязного мальчишки, как-то очутившегося в круге, держат крепко. – Это ловушка. Путь… надо отыскать правильный и… и я знаю. Дай мне.
Сила переливается. Тело – лишь сосуд. И очертания его стираются, плывут.
Теттенике?
…Теттенике видела пути.
Множество.
В степи дороги рисует ветер. По сухим травам. По теням. По… но можно выбрать, если уметь слушать песню ветра.
Её учили.
Это неправильно, потому что женщины не выбирают. Женщины следуют за мужчиной. Хранят шатер и детей, чтобы тот, кто уходит, мог вернуться.
А её учили.
Брат.
Он жив, и это радует, пусть даже не узнает её теперь… не важно. Главное, там, в степи, есть дороги. А здесь? Перед ней не сотни – тысячи. Переплетение золотых нитей и… и Теттенике видит, что нужно сделать.
Нити слишком тонкие. И ни одна не выдержит.
В одиночку.
А вот если связать… взять вот эту и… они все равно с тем рыжим держатся за руки. Может, это еще и не повод, но выхода нет. А двойная нить всегда прочнее одиночной.
Вот так.
И еще те две… и те… и нитей становится меньше. Одни Теттенике обрывает безжалостно, потому что в новом рисунке им нет места. Другие сплетает. Связывает. Заставляет слиться воедино.
Потому что…
Пальцы ухватили одну из последних. Надо же, а ей казалось, что он уже умер. Но нить есть и значит, ничего не решено? Или… ей нужно выбрать?
Она не может.
Она… она не имеет права! Или… она ведь уже обрывала нити. А эта тонка… и не будет ли лучше для всех, если и она оборвется?
Ведь демон…
Демон так долго был, что не мог не изменить человека… и он может вернуться. Наверное. Или нет? Или… нить в пальцах почти истаяла. И даже если её просто оставить, она исчезнет.
Сама по себе.
Никакой вины. Никаких сожалений. И Теттенике мотнула головой, решительно потянувшись к нити.
…Мудрослава слышала плач.
И дернулась было, но осталась на месте. Нельзя разрывать круг. Не сейчас, пока внутри кипит сила. Но ведь можно иначе. Дотянуться… разумом до разума.
– Ты где? – шепчет она. И тьма повторяет вопрос на все лады. Всхлипывая, лепеча, совершенно по-детски. Но Мудрослава не слушает.
Дотягивается.
До того, кто прячется там, или здесь, совсем рядом. Тьма стерла границы и, кажется, они уже давно где-то там, за пределами мира, если вокруг нет ничего, кроме этой тьмы.
– Иди сюда, – она касается кого-то…
Слабого?
Сильного? Злого? Обиженного? Иного. Именно, совершенно иного. Другими словами и не объяснить этих вот ощущений. Но плач смолкает.
Демон?
Демоны умеют плакать.
–
Она могла бы подчинить.
Наверное.
Или хотя бы попробовать. Завладеть разумом. Заставить… сделать что-то. Отказаться от мира. Сейчас, когда у нее вся сила дара, она бы смогла. Но вместо этого Мудрослава создала полог спокойствия. И притянула разум внутрь.
Во тьму.
Вот так.
Одно. Другое и…
– Брун, твоя очередь…
Брунгильда закрыла глаза. Как отыскать нужный путь? Чтобы из мира в мир? В море есть звезды. И течения. И само море рисует дороги шепотом волн, главное, уметь слушать.
А здесь?
Мир… треснул. Похоже, что как яйцо куриное, и если так, то он обречен. И Брунгильда… и не будет так, как в том сне, о котором вспоминалось с тоской и нежностью. Если бы остаться…
Не осталось.
Мир.
Демонов.
Что она вообще знает о нем? Ничего. Тогда нужно спросить ту, которая должна знать.
Она больше не похожа на человека. Вот совершенно. Тьма. И другая в её руках. Два клубка, две тени, переплетшиеся друг с другом.
– Какой он? – собственный голос звучит издалека, он – эхо, которое тьма подхватывает, повторяя на все лады. Не со зла. Просто… такая вот она.
Игривая.
– Мир, – уточняет Брунгильда, осознав, что вопрос её может быть не понят. – Какой он, ваш мир?
– Не знаю… не помню…
– Я помню, – отзывается другой, мертвый голос. – Точнее не совсем я… и я не помнила, но он кипит. Небо красное. Очень красное. Солнце злое. И когда оно восходит, то прячутся все…
Дорога в кромешной тьме, что пролегла между мирами?
И вправду, что может быть проще…
К солнцу, столь яростному, что плавит камни и заставляет кипеть железо. Ей ли, Брунгильде, не рассказывали сказки о таких вот железных реках да горах алмазных, что упираются в кипящее облаками небо.
– Дожди случаются. Их приносят ветра, и тогда даже пески прогибаются под тяжестью ударов…
Демоница сидела, держа на коленях голову того, кто был мертв.
Брунгильда знает.
Ей случалось видеть мертвецов. Но сейчас не время для жалости, да и сочувствие будет лишним. Нет, она… просто откроет дорогу.
Туда, где солнце белое, а небеса алые. Где рассветы пахнут свежепролитой кровью, где выживает сильнейший…
И тьма дрогнула, раскрывая объятья.
И кто-то рядом, совсем рядом, вздохнул. Даже, кажется, сказал что-то…
– Прорыв, – это слово Брунгильда различила. И даже, кажется, поняла, что оно значит. То, что у нее не получится удержаться на краю. Что скорлупа разбита и не только здесь. Что два мира связали, кровью, болью, плотью и силой. И что теперь эта сила застыла, готовая хлынуть на них.