Пятая авеню, дом один
Шрифт:
«Как изменился Нью-Йорк!» – сокрушенно подумал Билли.
– Деньги тянутся к искусству, – любила повторять миссис Хотон. – Деньги алчут того, чего нельзя купить, – исключительного качества и истинного таланта. Помни, без таланта денег не сделаешь, но еще больший талант нужен, чтобы тратить их с умом. Вот почему ты всегда будешь иметь хлеб с маслом, Билли.
Но кто же купит жилье покойной миссис Хотон? В ее царстве цветастого мебельного ситца ремонта не было лет двадцать, но, по сути дела, на продажу выставлялась настоящая жемчужина – одна из самых просторных квартир на Манхэттене, прекрасный триплекс, построенный когда-то для себя владельцем этого небоскреба, прежде отеля. Луиза
Билли всей душой надеялся, что в триплекс въедут не какие-нибудь Брюэры [3] , хотя понимал: надежды на это мало. Несмотря на аляповатый ситчик, квартира стоила по меньшей мере двадцать миллионов; кто может позволить себе такую роскошь, кроме топ-менеджеров хеджевых фондов, расплодившихся, как поганки после дождя? Если поразмыслить, Брюэры еще не самый плохой вариант. По крайней мере Конни Брюэр, бывшая балерина, хорошая приятельница Билли. Брюэры жили далеко от центра, но у них был огромный новый дом в районе Хэмптонс, куда Билли пригласили на выходные. Он решил рассказать Конни об освободившейся квартире и намекнуть, что у него есть выход на председательшу домового комитета, на редкость неприятную особу по имени Минди Гуч. Билли знал ее лет двадцать – они познакомились на вечеринке в середине восьмидесятых. Тогда выпускница Смитовского колледжа Минди носила фамилию Уэлч. Полная кипучей энергии, она не сомневалась, что станет видной фигурой издательского бизнеса. В начале девяностых Минди приступила к реализации своих грандиозных планов – обручилась с Джеймсом Гучем, получившим премию за достижения в области журналистики. Ей казалось, что они обязательно станут самым влиятельным и состоятельным тандемом в городе. Но все гладко было только на бумаге: Минди и Джеймс постепенно превратились в заурядную супружескую пару среднего возраста из среднего класса с претензией на творчество, а денег у них не хватало даже на то, чтобы выкупить квартиру. Билли часто гадал, как Гучи вообще попали в дом номер один на Пятой авеню: неожиданная трагическая кончина кого-то из родственников, не иначе.
3
Brewer – пивовар (англ.).
Он постоял еще несколько секунд, соображая, чего ждут фотографы. Миссис Хотон скончалась в больнице, стало быть, ее родственники здесь не появятся. Не будет даже выноса тела в черном пластиковом мешке, как порой происходит в домах, где проживает много стариков. И тут из подъезда вышла Минди Гуч собственной персоной, в джинсах и ворсистых шлепках, которые года три назад модно было носить как уличные туфли. Минди закрывала лицо подростка лет тринадцати, шедшего с ней рядом, словно опасаясь за его безопасность. Однако в презрительной, как показалось Билли, тишине не прозвучало ни единого щелчка фотоаппарата.
– Это в связи с чем? – кивнула она на папарацци, приблизившись к Билли.
– Думаю, в связи с миссис Хотон.
– Наконец-то преставилась, слава Богу, – буркнула Минди Гуч.
– Ну, если вам хочется сформулировать так...
– А как еще прикажете формулировать? – спросила Минди.
– Без слова «наконец-то», – ответил Билли. – Это не по-человечески.
– Мам... – начал мальчик.
– Мой сын Сэм, – церемонно представила его Минди.
– Привет, Сэм. – Билли пожал руку отпрыску семейства Гуч. Мальчик оказался на удивление симпатичным, с копной светлых волос и темными глазами. – Я и не знал,
– Уже тринадцать лет как есть, – желчно сказала Минди.
Сэм вывернулся из цепких материнских объятий.
– А поцеловать маму на прощание? – потребовала она.
– Я же вернусь через сорок восемь часов! – запротестовал парнишка.
– Всякое может случиться. Может, меня автобус собьет, и ты до конца жизни будешь себя корить, что отказался поцеловать мать перед отъездом на уик-энд!
– Мам, прекрати! – поморщился Сэм, но послушно поцеловал родительницу в щеку.
Минди смотрела ему вслед, пока он перебегал улицу.
– Переходный возраст, – пожаловалась она Билли. – Мама больше не нужна, и это ужасно.
Билли счел за благо кивнуть. Минди принадлежала к особой категории агрессивных нью-йоркских дам, напоминавших туго скрученную веревку – никогда не знаешь, когда она раскрутится и огреет тебя концом. Эта веревочка, часто думал Билли, способна закрутить торнадо.
– Как я вас понимаю... – вздохнул он.
– Да? – Она подняла на него подозрительно блестящие глаза.
Какие у нее странные, остекленевшие les yeux [4] , подумал Билли, не иначе чего-нибудь наглоталась. Но в следующую секунду лицо Минди приняло обычное выражение, и она повторила:
4
Глаза (фр.)
– Стало быть, миссис Хотон наконец-то преставилась.
– Да, – с некоторым облегчением ответил он. – Разве вы не читали в газетах?
– Что-то было утром. – Глаза Минди сузились. – Значит, сюда слетятся все, кто ищет квартиру.
– И в первую очередь богатенькие владельцы хеджевых фондов.
– Ненавижу этих кровососов. – Минди передернуло. – А вы? – Не дожидаясь ответа и не попрощавшись, она резко повернулась и зашагала по улице прочь.
Билли только головой покачал и не спеша побрел домой.
Минди зашла в продуктовый магазин на углу. Когда она вернулась, фотографы по-прежнему маялись на тротуаре перед входом. Снова увидев папарацци у собственного подъезда, Минди Гуч ощутила острую неприязнь ко всему миру.
– Роберто, – сказала она, подходя вплотную к швейцару, – я прошу вас вызвать полицию. Хватит с нас всякой шушеры с фотоаппаратами.
– О’кей, миссус Минди, – бодро ответил Роберто.
– Я настаиваю! Вы заметили, что их больше с каждым часом?
– Это из-за знаменитостей, – сказал Роберто. – С этим я ничего не поделаю.
– И все-таки нужно что-то делать, – постановила Минди. – Я поговорю об этом с мэром на следующей встрече. Если он смог приструнить курильщиков и разобраться с трансгенными жирами, пусть найдет свободную камеру и для бандитов с камерами.
– Вот уж он точно вас выслушает, – согласился Роберто.
– Джеймс и я знакомы с мэром, – повысила голос Минди. – Мы его сто лет знаем. Он еще мэром не был, когда мы познакомились.
– Я попытаюсь их прогнать, – сдался Роберто. – Но у нас свободная страна...
– Уже нет, – съязвила Минди, раздраженно прошла мимо лифта и открыла свою дверь на первом этаже.
Квартира, в которой обитало семейство Гуч, состояла из нескольких комнат, когда-то тут были помещения для прислуги, гардероб и кладовые. Эта вереница нескладных, квадратных, как коробки, пространств без окон и темных коридоров как нельзя лучше отражала депрессивный внутренний мир Джеймса и Минди Гуч и представляла собой законченный психологический портрет их маленькой семьи, которую можно охарактеризовать одним словом: неблагополучная.