Пятая авеню, дом один
Шрифт:
– А мне казалось, это хорошо, когда покупатели дерутся из-за произведения, – нерешительно сказала Аннализа.
– Список желающих – это замечательно, – согласился Билли. – Особенно если туда трудно попасть и нужно платить наличными за картину, которую вы никогда не видели. Со временем мы дойдем до этого. А сейчас нам нужны одно-два эффектных произведения, которые вырастут в цене.
– Билли, – начала Аннализа. – А что вы с этого будете иметь?
– Удовольствие, – улыбнулся Билли. Повернувшись к Аннализе, он похлопал ее по руке: – Не стоит обо мне беспокоиться, дорогая. Я эстет. Если бы я мог провести остаток жизни в любовании произведениями искусства, я был бы счастлив. Каждая работа уникальна,
– Я не об этом спрашиваю, – заметила Аннализа. – Как вам платят?
Билли улыбнулся:
– Дорогая, я не обсуждаю мои финансовые дела.
Аннализа уже несколько раз поднимала этот вопрос, но всякий раз Личфилд менял тему.
– Мне нужно знать, Билли, а то несправедливо получается – вы тратите на меня столько времени! Всякий труд должен быть оплачен.
– За произведения искусства я получаю два процента комиссионных. От дилера. – Билли недовольно поджал губы.
Аннализа вздохнула с облегчением. Билли однажды упомянул миллионную сделку, в которой выступал посредником, и Аннализа тут же подсчитала, что ему перепало двадцать тысяч долларов.
– Вы, должно быть, купаетесь в деньгах, – пошутила она.
– Дорогая моя, – с чувством сказал Билли. – У меня едва хватает средств жить на Манхэттене.
В галерее Билли немного отошел от стены с экспозицией, скрестил руки на груди и медленно, одобрительно кивнул.
– Очень современная, но композиция классическая – мать и дитя, – важно сказал он.
Фотография стоила сто тысяч. Аннализа с чувством невольной вины – ей до сих пор было немного неловко от их огромного состояния – купила автопортрет по карте «Мастеркард», с помощью которой, по словам Билли, совершаются все крупные покупки – ради бонуса в виде частично оплаченных авиабилетов. Скидки на перелеты обладателям «Мастеркард» были абсолютно не нужны – большинство из них летали частными самолетами. Тем не менее, отъезжая от галереи с фотографией, аккуратно завернутой во вспененную пленку и уложенной в багажник лимузина, Аннализа напомнила себе, что теперь в карман Билли попадет две тысячи долларов. Это было самое меньшее, что она могла для него сделать.
Сидя за длинным столом у окна в «Старбаксе», Лола продиралась через убористый текст распечатки из Интернета. В библиотеку она так и не пошла; по мнению Лолы, это в любом случае означало бы потерю времени – в Интернете предостаточно информации. Поправив небрежным жестом очки, Лола приготовилась читать. По пути в «Старбакс» она для солидности купила очки в черной оправе. Уловка явно помогала: пока Лола читала о Марии Кровавой и ее фанатичной приверженности католицизму, напротив уселся молодой рыжий хлюпик, открыл ноутбук и принялся что-то печатать, то и дело бросая в ее сторону заинтересованные взгляды. Лола игнорировала заигрывания, опустив голову и притворившись поглощенной чтением. В статье говорилось, что королева Мария, которую современники описывали как «хрупкую и болезненную», что в переводе Лолы на современный английский означало «хилую анорексичку», была своего рода средневековой законодательницей мод. Королева всегда появлялась на людях увешанная драгоценностями стоимостью в миллионы долларов, дабы служить наглядным напоминанием о могуществе и богатстве католической церкви. Лола подняла голову, осмысливая новую информацию, и встретилась с нескромным взглядом рыжего незнакомца. Она опустила глаза и некоторое время читала, но любопытство взяло верх и ее предположение оправдалось: владелец ноутбука не сводил с нее глаз. Несмотря на светло-рыжие волосы и веснушки, парень выглядел не таким некрасивым, как показалось вначале. Наконец он нарушил молчание:
– Ты хоть в курсе,
– Что? – опешила Лола, уколов нахала взглядом.
– Твои очки, – пояснил ботаник. – Оправа-то мужская. Неужели еще и с простыми стеклами?
– Еще чего, – возмутилась Лола. – Они с диоптриями.
Наглец саркастически кивнул:
– Может, у тебя и рецепт имеется? Или ты их для солидности нацепила?
– Не твое дело, – зло отрезала Лола. – Ты что, на неприятности нарываешься?
– Сейчас все девушки очки носят, – ничуть не смутившись, продолжал юнец. – Сразу видно, что для понта. Прямо все слепые в двадцать два года. Очки – это для стариков. Словом, очередной обман со стороны женского пола.
Лола откинулась на спинку стула.
– И что с того?
– Вот я и заинтересовался – ты тоже фальшивая, как остальные? Выглядишь фальшивкой, но можешь оказаться и настоящей.
– Тебе-то что?
– Да вот подумал, что ты симпатичная, – усмехнулся рыжий. – Может, скажешь свое имя, а я оставлю тебе послание на Facebook?
Лола улыбнулась с холодным превосходством:
– Спасибо, у меня уже есть бойфренд.
– А кто сказал, что я набиваюсь тебе в дружки? Господи, как же девицы в Нью-Йорке любят задирать нос!
– Ты просто жалок, – бросила Лола.
– На себя посмотри, – сказал он. – Сидишь в «Старбаксе» в дизайнерском прикиде, с укладкой и искусственным загаром... Скорее всего City Sun в аэрозоле. Только он дает такой бронзовый оттенок.
Лола удивилась, что такое ничтожество хорошо разбирается в разновидностях автозагара.
– А сам-то ходишь в клетчатых штанах! – уничижительно бросила она.
– Винтажная вещь, – сообщил рыжий. – Это большая разница.
Лола собрала листки и встала.
– Уходишь? – огорчился юнец. – Так скоро? – Он встал, запустил пальцы в задний карман безобразных клетчатых штанов – даже не шотландка от Burberry, с отвращением подумала Лола – и выудил визитную карточку. «Тайер Кор», – прочитала Лола. В правом нижнем углу был указан телефон с кодом двести двенадцать. – Теперь, когда ты знаешь мое имя, скажи свое! – попросил он.
– С какой стати? – фыркнула Лола.
– Нью-Йорк – коварный город, – сказал Тайер Кор. – А я здешний джокер.
Глава 9
Несколько недель спустя Джеймс Гуч сидел в кабинете своего издателя.
– Книги теперь как фильмы, – размышлял Редмон Ричардли, пренебрежительно махнув рукой. – Делаешь масштабную рекламу, и первую неделю продажи идут прекрасно, а затем начинается спад. Нет хорошего разгона. Все изменилось. Читателям каждую неделю подавай что-нибудь новенькое. Опять же крупные корпорации интересует только чистая прибыль. Они пытаются диктовать издателям, сколько новых книг выпускать в год, – создают, понимаешь, видимость бурной деятельности, чтобы оправдать свое существование. Это чудовищно – корпорации контролируют творчество! Хуже правительственной пропаганды.
– Угу, – согласился Джеймс, тоскливо оглядывая новый офис Редмона. Прежде издательство размещалось в таунхаусе в Уэст-Виллидже, а просторный кабинет директора был завален рукописями, книгами и устлан старыми восточными коврами, привезенными Редмоном из дома бабушки-южанки. В углу стоял мягкий желтый диван для посетителей, на котором Джеймс провел немало времени, листая журналы и глазея на симпатичных девушек, мелькавших в приемной. Редмон тогда считался чуть ли не флагманом книжной индустрии: он издавал новых авторов – острые, подчас скандальные произведения. Ричардли обладал потрясающей профессиональной интуицией – писатели, с которыми он заключал контракты, впоследствии становились культовыми. Редмон Ричардли был воплощением надежности и незыблемости книгоиздания вплоть до 1998 года, когда Интернет начал брать верх.