Пятая авеню, дом один
Шрифт:
Джеймс смотрел мимо Редмона, в большое панорамное окно. Из кабинета открывался красивый вид на Гудзон, но это не спасало холодное, безликое помещение.
– Издаем исключительно развлекательное чтиво, – продолжал Редмон, верный неистребимой привычке разглагольствовать на пустом месте, что раздраженно отметил про себя Джеймс. – Взять хотя бы Окленда. Он давно уже не в первой когорте, но его все равно раскупают, хотя и меньше. И так со всеми. – Редмон патетически воздел руки: – Искусства больше нет! Литература, прежде вид искусства, перестала им быть. Хорошая книга, плохая – никого не волнует,
– Разумеется, нет, – поддакнул Гуч.
– Конечно, нет, – повторил Ричардли. – Но я пытаюсь сказать о другом. Безусловно, ты написал прекрасную книгу, Джеймс, актуальный роман, но я не хочу тебя разочаровывать. Мы наверняка создадим сенсацию, но сколько мы продержимся на этой волне...
– Меня это не интересует, – перебил Гуч. – Я писал ее не для того, чтобы продать побольше экземпляров. Я просто хотел рассказать эту историю... – «И я не опущусь до твоего цинизма», – чуть не добавил он вслух. – Публика не дура, Редмон. Хорошая книга найдет своего читателя. – В его голосе послышались упрямые нотки.
– Не хочу разбить тебе сердце, – повторил Редмон.
– Мне скоро пятьдесят, – сказал Джеймс. – За последние сорок лет с моим сердцем ничего такого не случалось.
– Это хорошо, – медленно проговорил Редмон. – Это очень хорошо. Мы с твоим агентом договорились, что я сам тебе скажу. Я предлагаю тебе аванс в миллион долларов за следующую книгу, Джеймс. Корпорации, они ведь, с одной стороны, зло, а с другой – благо. У них есть деньги, и я их трачу.
От изумления Гуч не мог выговорить ни слова. Не в силах шевельнуться, он гадал, не ослышался ли.
– Треть получишь при подписании договора, – как ни в чем не бывало продолжал Редмон, словно каждый день раздавал миллионные авансы. – С этой суммой и деньгами, которые мы получим от интернет-магазинов, твой финансовый год можно считать удачным.
– Замечательно, – ответил Джеймс, не зная, как реагировать. Может, в таких случаях авторы от радости буйно отплясывают качучу?
Но Редмон воспринял отсутствие реакции как должное.
– На что потратишь денежки? – поинтересовался он.
– Отложу для Сэма на хороший университет, – отозвался Джеймс.
– Да, на это, пожалуй, все и уйдет, – согласился Редмон. – Шестьсот – семьсот тысяч – сколько там останется после уплаты налогов? Иисусе, а всякие воротилы с Уолл-стрит платят по пятьдесят миллионов за Пикассо! – воскликнул Редмон. – Думаешь, новый мировой порядок подкрался незаметно?
– Наверное, – согласился Джеймс. – Если что, можно осуществить голубую детскую мечту – купить яхту и исчезнуть на несколько лет в Карибском море.
– Это не по мне, – отказался Ричардли. – Мне все осточертеет за два дня. Я даже в отпуск не люблю ездить. Я городской житель.
– Понятно, – сказал Джеймс, глядя на Редмона. Везет человеку, знает, чего хочет. Редмон всегда был доволен собой, тогда как сам Гуч,
– Пойдем, я тебя провожу, – предложил Редмон, вставая. Вдруг он сморщился и схватился за щеку. – Проклятый зуб, – простонал он. – Наверное, придется лечить еще один канал. У тебя как с зубами? Старость – это хуже нет, доложу я тебе, правильно люди говорят. – Выйдя из кабинета, они попали в лабиринт выгородок, разделявших рабочие места. – Но есть и свои плюсы, – продолжал Редмон. Боль, видимо, отпустила, и к Ричардли вернулась обычная самоуверенность. – Например, опыт. Все уже знаешь, все видел, ничто не ново под луной. Ты, кстати, замечал? Прогресс возможен только в сфере технологий.
– Еще бы в них что-нибудь понимать, – съязвил Джеймс.
– Чепуха, – самоуверенно сказал Редмон. – Это всего лишь набор кнопок, весь вопрос в том, на какую нажимать.
– На главную красную, чтобы взорвать наш шарик ко всем чертям.
– По-моему, эту систему давно отключили, – сказал Редмон. – Кстати, отчего бы нам не начать новую холодную войну? Сэкономим массу живой силы и техники... – Он нажал кнопку вызова лифта.
– Человечество движется в обратном направлении, – сказал Джеймс, заходя в лифт.
– Передавай семье привет от меня, – попрощался Редмон, когда двери закрывались.
Последняя фраза окончательно деморализовала Гуча: десять лет назад Редмон и слова «семья» не знал. Каждую ночь он проводил с новой женщиной из издательства и имел привычку пить до рассвета и нюхать кокаин. Многие годы ему предрекали, что он плохо кончит, ибо нарвется – загремит в реабилитационную клинику или вообще загнется. Но с Ричардли не случилось ничего плохого. Вместо этого он с ловкостью слаломиста перешел к жизни женатого человека, счастливого отца и корпоративного работника. Джеймс, хоть убей, не мог понять природу такого перерождения, утешаясь мыслью, что если Редмон смог измениться, то он, Гуч, и подавно сможет.
«У меня же теперь есть деньги», – вдруг понял Джеймс. Он вздрогнул от порыва свежего сентябрьского ветра – в Нью-Йорк наконец пришла настоящая осень. Погода, соответствующая времени года, стала редкостью, которую Гуч очень ценил: это доказывало, что все еще может наладиться.
Но когда же он получит гонорар? На Пятой авеню Джеймс рассматривал товары, выставленные в больших стеклянных витринах – недостижимая мечта покупателя со средним достатком, – и напоминал себе, что сумма не так уж велика: не хватит даже на крохотную однокомнатную квартиру в этом гигантском дорогом метрополисе. Но все же у него есть деньги, он больше не неудачник – во всяком случае, на какое-то время.
На Шестнадцатой улице Гуч по привычке остановился перед витриной бутика Paul Smith. Одежда от Paul Smith – это символ статуса, выбор делового человека с утонченным вкусом. Много лет назад на Рождество Минди купила ему здесь рубашку, тогда она гордилась своим мужем и решила немного разориться. Сейчас, рассматривая вельветовые брюки на витрине, Джеймс впервые в жизни подумал, что может позволить себе одеваться именно здесь. Окрыленный этой мыслью, Гуч толкнул стеклянную дверь бутика.
Буквально в ту же секунду зазвонил мобильный. Это оказалась Минди.