Пятая правда
Шрифт:
– Постой-ка, дружище! – встрял терновой колючкой в Мишину повесть развеселившийся Рома. – Если разобраться толком, то фингал избавил тебя вовсе не о благосклонности твоей невесты, а от роскошных и ветвистых оленьих рогов!
– Эх, Рома, Рома! – посетовал на нетерпеливость Кузена крымчанин. – Ведь это была только присказка, а настоящая сказка ещё впереди.
Лапчук порывисто встал и пружинистым шагом удалился в сторону туалета. Он отсутствовал несколько минут, но за всё это время никто из присутствующих не проронил ни малейшего звука. Миша вернулся слегка взъерошенным,
4. Подарочек Фортуны.
– Началась календарная осень и призыв на мою воинскую службу был уже вовсе не за горами. И тут, вдруг, произошло нечто такое, о чём даже никто и помыслить не мог. Димон поехал с Оксаной за город, чтоб показать ей, как лихо он прыгает с горки на своей новенькой «Яве». Коронный трюк циркача не удался, – и Хряк при паденьи свернул себе шею. Так что он попал не на весёлую свадьбу в качестве жениха, а на собственные похороны в роли покойника.
На погребении было много народа, в том числе и Оксана в траурном убранстве так и не состоявшейся супруги. И Ксюша, и Светлана Сергеевна рыдали так безутешно, что сердце от сострадания разрывалось на части. Отец Димона, старпом океанского сухогруза, был где-то в районе Австралии и на похороны своего единственного сына явиться не смог.
Я делал всё что было в моих сила, чтобы успокоить Оксану, и, после окончания погребального ритуала, вызвался её проводить. Но та, немного утихомирившись, внезапно вспомнила об одном очень важном и неотложном задании. Ей сперва надобно было зайти на квартиру тётушки Любы, которая укатила со своим новым ухарем куда-то в Аджарию. Нужно было срочно полить домашние цветы, а также накормить кота и попугая, чтобы они, не приведи Господи, не сожрали друг друга.
– Увы, но и цветам, и нашим домашним питомцам нет ни малейшего дела до нашего траура, – печально проронила она.
Мы зашли в тетины апартаменты и поняли, что самую «чуточку» опоздали. Цветы от жары уже безвозвратно засохли, а Котофей Котофеич, развалив клетку, стрескал несчастного попугайчика. Если судить по перевёрнутым цветочным горшкам, то Рыжик улизнул через форточку на поиски более заботливых и надёжных хозяев.
Ксюша в отчаянии упала на тётину кровать и залилась слезами, рыдая горько, надрывно, тоскливо и безутешно:
– Из-за этих негаданных похорон мне совсем отшибло соображалку и память! Ну, что я теперь скажу тёте о гибели её цветника и зверинца?!
Я присел рядышком с нею на двуспальную кровать и, исполненный состраданием, положил руку на её содрогающееся от рыдания плечико. И Ксюша весьма благосклонно и с пониманием восприняла мои соболезнования. И я утешил её – сначала разок, а потом и другой, а затем, по её настоятельной просьбе, и третий.
Мы безмолвно лежали в благоухающей ароматизатором постели и думали каждый о чём-то своём. Головка Ксюши лежала на моём плече, а правая рука игриво блуждала где-то в районе схождения моих бёдер.
– По-видимому слухи, что Мише отбили «хозяйство» оказались чрезмерно преувеличенными, – нарушила молчание моя подопечная.
Я сначала как-то не попал в тему и машинально осведомился:
– Ты имеешь в виду Мишу Кацмана?
– А
Меня словно шаровой молнией шарахнуло, и я чуть было не выпрыгнул нагишом из постели:
– И откуда у тебя такие сенсационные сведения?!!
– Об этом мне стало известно в тот самый день, когда ты не явился на свидание у Комсомольского парка, – нахмурив лобик, припомнила Ксюша. – Я пришла на полчаса раньше, но стояла в отдалении, что б не показаться тебе чрезмерно назойливой. Ровно в восемь я подошла к колоннаде и простояла там в ожидании около сорока с лишком минут. Это меня основательно разозлило, и я уже собралась было уходить, как к входу парка подкатила санитарная машина. Из неё поспешно выбралась яркая женщина в белом халате и высокий парень, которого ты мне когда-то представил своим другом.
Без всяких предисловий женщина оповестила меня, что она твой лечащий врач и что ты не придёшь, так как получил довольно неприятные травмы и увечья. По её словам, это произошло из-за твоего падения с мотоцикла. Но говорила она об этом как-то неуверенно, стыдливо отводя свои потупленные глаза в сторону. Хотя я и была шокирована этим известием, но сразу же попросила побыстрее отвезти меня прямиком к тебе. Ну, чтобы ухаживать за тобой, а также оказывать тебе посильную моральную поддержку. Но докторша почему-то резко воспротивилась этому моему естественному пожеланию.
– Навряд ли ты ему окажешь моральную поддержку, даже если он и придёт в чувство, – хмуро предостерегла она. – Скорее наоборот, твой визит только повергнет его в глубокое уныние и отчаяние. А угрызения совести ухудшат его и без того тяжелое состояние.
До меня, наконец-то, дошло, что врач что-то недоговаривает и я, недолго думая, потребовала объяснений:
– Скажите мне всю правду, какой бы ужасной она не была!
– Ты хочешь знать всю правду? – заметила я колебания в чёрных глазах доктора. – Хотя, может быть, это и к лучшему. Правда – это горькое, но очень действенное лекарство. Тем более, что, к величайшему несчастью, уже ничего невозможно поправить. Дима! Расскажи Ксении без утайки о всём, что накануне произошло с Мишей в городской дискотеке!
Дима немного замялся, чуть-чуть пококетничал, однако отважился описать всё как было в действительности:
– Ты, наверное, слышала о вчерашнем побоище в дискотеке, после которого беспорядки начались по всему городу. Малолетки бродят оравами по улицам Феодосии, разбивая стёкла в домах и придираясь к одиноким прохожим. А ведь всё-то началось из-за воистину идиотской Мишиной выходки. Поздним вечером он позвонил мне домой и заявил, что намерен пойти побузить в дискотеку. По его голосу я понял, что он уже основательно перебрал, и начал его отговаривать от этой авантюрной затеи. Но если Миша уже под высоким градусом, то разве он послушает умудрённого опытом друга? Бросив все дела, я во все лопатки промчался к дискотеке, чтобы перехватить Мишу у входа.