Пятая правда

Шарлаимов Василий

– Да ты хотя соображаешь, о чем говоришь?! – взорвалась мамуля Димона. – Ну, женили бы тебя на Оксане, а через месяц-другой отправили в армию! Ты представляешь, что бы набедокурила эта красавица за время твоего отсутствия?! За ней же глаз да глаз нужен! Я бы даже сказала, всеобщий, неусыпный и круглосуточный надзор!

– Ты же сам видел, что даже у семи нянек дитя без целки! – подпел маме сынок, но поймав на себе её острый взор тут же поправился: – То есть я хотел сказать, без глаза.

– Дима от службы освобождён и у него есть хоть какой-то шанс уберечь Ксюшу от «левых» поползновений, –

не очень уверено выразилась Светлана Сергеевна и неожиданно захлюпала носом: – Да неужто ты думаешь, что я вне себя от счастья, что мне попалась такая гулящая, ветреная невестка?! Да я проклинаю тот миг, когда послала моего сына провожать Оксану!

– Но ведь никто не в состоянии заставить его жениться на Ксюше! – в сердцах возроптал я. – При Ваших-то блатных связях в верхах, Вы без особого труда оградите Димона от судебного разбирательства!

– Но он же поклялся пред ликом Святой Божьей Матери! – смахнула слезинки платочком с ресниц безутешная мама развратника.

– Но ведь вы же убеждённые атеисты, а клятва давалась под угрозой насилия! – удивился я неуместной щепетильности хозяев дома. – Так что можете без всяческих церемоний послать наглых сватов к чёртовой матери!

– А кто тебе сказал, что мы бесстыжие безбожники? – с обидой провозгласила врач, уставившись на меня заплаканными глазищами. – Да! Я никогда не афишировала своих убеждений, так как являюсь членом компартии! Но сына я воспитывала с верой во Всемогущего Всевышнего, да и от Природы мой Дима пристойный и богобоязненный мальчик.

Мне вспомнилось, как грязно матерился Димон, вплетая в своё словоблудие также и Божью Мать, но всё же воздержался от язвительных замечаний.

А Светлана Сергеевна величаво встала и, обернувшись на восток, трижды перекрестилась с профессионализмом опытной попадьи. Димон так же вскочил на ноги и довольно неуклюже осенил себе крестом, но как мне показалось, на польский манер.

– Так что теперь Диме тянуть этот хомут до самой своей смерти, – печально вздохнула Светлана Сергеевна и, спохватившись, немного облагородила своё выражение: – Я имела ввиду, нести свой семейный крест. К тому же он до умопомрачения любит Оксану.

Мой бывший приятель надрывно закашлялся и залился насыщенным чахоточным румянцем.

– Что?! – потрясённо вылупил я мои очи на бывшего друга. – Ты любишь Ксюшу?!

И тут Димон так искренне разрыдался, что я ему и действительно поверил:

– Я не в силах ничего с собой сделать! Мне жизнь не мила без этой смазливой маленькой стерляди!

– Ты же лучший друг Димы и должен его понять, – продолжала увещевать меня Светлана Сергеевна. – Как пелось в песне моей молодости:

«Если случиться, что он влюблён,

А я на его пути.

Уйду с дороги, такой закон,

Третий должен уйти».

Она пела так красиво и вдохновенно, что я был воистину ошарашен. С такими талантами наш лучший в городе врач мог бы запросто сделать карьеру эстрадной певицы!

– Но, может быть, это как раз он должен был уйти с моего пути, – уже не так напористо возразил я.

– Тем не менее, Судьба распорядилась без нашего желания и всё расставила по должным местам, – с унылой обреченностью проронила Димина мама. – Мне понятно твоё огорчение. Несмотря

на то, что Фортуна избавила тебя от трагического лиха, ты по молодости своей считаешь себя обделённым. Мы тут с Димой посовещались и решили хоть в какой-то мере возместить твои высосанные из пальца «потери». Тот мотоцикл, который стал источником всех наших невзгод, мы решили отдать в твоё личное владение. Теперь он по праву принадлежит тебе.

Краешком глаза я заметил, как Димон нервически дёрнулся и даже немного привстал со своего стула. Но пронзительный взгляд черных маминых глаз в мгновения ока его полностью обездвижил.

– Я думаю «Ява» не настолько пострадала, чтобы её нельзя было бы отреставрировать, – настойчиво гнула свою линию Светлана Сергеевна. Она достала из ящичка письменного стола стодолларовую купюру и положила её передо мной. – Мне кажется, что этого хватит, чтобы восстановить мотоцикл.

– Да Славка Слюсарь тебе и за двадцать долларов его отрихтует и «вылижет» так, что он будет ездить и выглядеть будто бы новенький! – затявкал со своего места Димон, жадно пожирая глазами новенькую банкноту. Но он крайне быстро совладал с собой и, подойдя ко мне, протянул свою крепкую загорелую руку:

– Ну что, Михей! Остаемся друзьями?! И никакая шикарная тёлка не омрачит нашей подлинной мужской дружбы?!

Я хотел было чуть-чуть повыпендриваться, но, немного подумав, решил всё-таки сдаться. Перспектива иметь свой собственный мотоцикл помутнила мой взбудораженный разум. Не знаю, насколько это было искренне с обоих сторон, но мы всё же с Хряком пожали друг другу руки.

– Вы даже не представляете, насколько мне радостно, что ваша дружба не только восстановилась, но и окрепла, – прослезилась Светлана Сергеевна. – Ты, Миша, самый верный и преданный Димин друг. А для истинного товарища ничего не жалко.

– Послушай, Хряк! Но как же ты теперь будешь без своего мотоцикла?! – стыдливо засмущался я.

– Я уже заказала Диме другую «Яву» и через неделю он будет с новеньким мотоциклом, – успокоила меня Светлана Сергеевна. – И вообще ему уже пора остепениться и сесть за руль собственного автомобиля. Но вполне может статься, что годик-другой придётся с этим повременить.

Мы с Хряком откатили его старую «Яву» в мастерскую Славика Слюсаря и тот пообещал отремонтировать её в кратчайшие сроки. И уже через неделю и я, и Димон катались на собственных новеньких мотоциклах. Ремонт обошёлся мне в сорок долларов, и моя «Ява» действительно смотрелась так, будто только что сошедшая с заводского конвейера.

Но меня донимали угрызения совести, что я продал мою невесту за загубленную Хряком «Яву» и сотню грёбанных долларов.

– Да не убивайся ты так! – со смехом успокаивал меня мой брат. – Верный и надёжный мотоцикл лучше, чем слабая на передок невеста! Найдёшь себе бабу и получше!

И впрямь я вскоре познакомился с не закомплексованной девицей, которая, без всяких посул и обязательств с моей стороны, сделала меня настоящим мужчиной. Это окончательно усмирило меня, и я уже без излишней душевной тоски смотрел на Хряка, фланирующего с Ксюшей по набережной. И лишь изредка я ловил на себе её странные взгляды, в которых ощущались и душенная боль, и смятение, и страдание.