Пятьдесят лет в Российском императорском флоте
Шрифт:
В начале августа мы вышли под парами в океан и пошли вдоль восточного берега Японии на север, направляясь в Сенгарский пролив и в г. Хакодате, лежащий на острове Мацмае (северный остров Японии). Мы шли вдоль берега почти все время в тумане, так как попали в холодное течение Кура-сива, идущее с Охотского моря и производящее здесь туманы.
В океане наш «сухопутный адмирал» наверх не показывался. Очевидно, его укачивало, и наши гардемарины зубоскалили, говоря, что на клипере единственным новичком в морском отношении был только адмирал. Через пять дней мы вошли в Сангарский пролив при сплошном тумане. На Хакодатский рейд мы проскочили быстро: на минуту туман рассеялся, когда мы проходили траверз входа на рейд, и, пользуясь этим случаем, командир ловко повернул и вошел на рейд Хакодате. Там мы застали английский броненосец «Iron Duke» и канонерку. У англичан в этот момент была шлюпочная гонка, обычная в воскресный день.
Город Хакодате имеет вид совершенно японского города, европейцев
Наша стоянка здесь была внезапно прервана. Ушедший с рейда вскоре после нашего прихода «Iron Duke», пробираясь вдоль западного берега острова Матсмая на север к Сахалину, выскочил на камень у японского берега. Это место малонаселенное, и за отсутствием телеграфа английский капитан прислал сюда офицера на шлюпке, он шел сюда более суток. В это время на Хакодатский рейд пришел французский броненосный фрегат «Triomphant» с адмиралом, и вот оба адмирала, наш и француз, условились идти вместе к «Iron Duke». Сидел он крепко и с места не двигался. Тогда командир английского броненосца решил разгружать свой корабль частью на свою же канонерку, частью на берег. Эти меры оказались действительными, и на следующее утро, когда мы с французом снимались с якоря, чтобы уходить во Владивосток, англичанин неожиданно сам тронулся с места (вследствие наступившего прилива) и перешел под своей машиной на глубину. Мы его поздравили, проигравши ему английский гимн, и ушли в море.
Расстояние в 600 миль до Владивостока клипер при тихой погоде прошел в 2-е суток и в темную августовскую южную ночь (широта южного берега Крыма) подошел к Босфору восточному. Несмотря на извилистый и трудный вход, командир лихо вошел на хорошо знакомый ему рейд при совершенной темноте и стал на якорь вблизи берега против штаба порта.
На утро адмирал с флаг-офицерами и, конечно, с музыкой съехал жить на берег, а на клипере (нам в утешение) оставил поднятым свой флаг. Мы по адмиралу не скучали; и долго еще в кают-компании Никольс карикатурно изображал его, будто бы пускающегося в пляс под аккомпанемент канкана из «Герцогини Герольштейнской», наигрываемого нашим Маленьким-артистом.
Город Владивосток широко раскинут в беспорядке по холмам и балкам, окружающим прекрасную, совершенно закрытую, владивостокскую обширную бухту, в которой мог бы поместиться самый многочисленный флот. Деревянные домики настроены как попало, без всякого плана. По кочкам, по балкам, без фонарей пролегает вдоль северного берега бухты немощеная, пыльная Светланская улица, названная в честь фрегата «Светлана», с которым сюда приходил в конце 1860-х годов Вел. Кн. Алексей Александрович в чине лейтенанта. Она-то и служит главной артерией раскинутого на несколько верст города.
Горы, окружающие бухту со всех сторон, были когда-то покрыты густым строевым лесом, но со времени присоединения Уссурийского края капитан-лейтенантом Невельским в 1861 г. беззаботные российские пионеры вырубили эти леса на постройку своих домов и на топливо (хотя рядом, на реке Сучани, имеются рудники каменного угля).
Южный берег бухты, именуемый почему-то Итальянским, сохранил еще местами молодые деревья и кустарники южной флоры. Широта Владивостока та же, что у Крыма, но в начале лета здесь стоят дожди и туманы от холодного течения из Охотского моря, омывающего восточные берега этого края. В окрестностях Владивостока дозревают арбузы, дыни и даже виноград. Владивостокская бухта защищена с юга строящейся теперь крепостью, форты располагаются на материковом берегу и на острове Русском (Козакевич), лежащем у южного входа. Для Владивостокской флотилии, состоящей из нескольких канонерок и небольших пароходов-транспортов, имеется пока небольшой порт-база (для ремонта) с несколькими мастерскими. Сибирский флотский полуэкипаж, пехотный полк и одна казачья сотня составляли пока военные силы порта. На берегу из домов выделяются морской штаб, дом главного командира порта и Морское собрание, где морские местные офицеры обедают и проводят вечера. Для перевода сюда из Балтийского флота офицерам назначились усиленные прогоны (до 2000 р.), и с целью заохотить молодым мичманам и даже гардемаринам разрешалось жениться, и, таким образом, здесь накопился контингент численностью, достаточной для обслуживания Владивостокской флотилии. Но попавшие в это захолустье из Петербурга молодые жены скоро разочаровываются, скучают, и семейное счастье часто разрушается в этом замкнутом кругу.
Летом с приходом сюда Тихоокеанской эскадры местное морское общество оживляется: на приемах и балах, даваемых судами эскадры, заводятся знакомства с пришедшими офицерами, поездки за город, пикники и нередко заканчиваются увлечениями, а ведь свои сибирские мужья в то время отсутствуют — флотилия находится в плавании по восточным морям. И вот по Владивостоку ходила
Из Тихоокеанской эскадры в то лето, кроме «Наездника», на рейде стояли фрегаты «Минин» и «Пожарский»; команды с этих судов таскали орудия на форты строящейся крепости, а «Наездник» обновлял свой рангоут и паруса, требовавшие ремонта после океанских переходов.
Август и сентябрь — лучшие месяцы во Владивостоке. Мы пользовались хорошей погодой и бывали часто на берегу. Я встретил там нескольких своих товарищей, переведенных сюда чуть ли не со школьной скамьи, и всех уже женатых. В Морском собрании бывали вечера в ответ на наши приемы. Время нашей стоянки пробежало быстро, а в конце сентября мы получили приказ идти в Шанхай. Мы были очень рады попасть в этот большой город — «Нью-Йорк Дальнего Востока». Собрались быстро и без сожаления оставили Владивосток. По пути забежали на один день в Нагасаки получить у адмирала инструкции и тронулись дальше. Шли под парами. На 3-й день плавания цвет морской воды из синего стал мутно-желтым — признак близости устья Ян-це-Кианга. От крепости Усунг и реки того же имени тянется далеко в море мелководный бар наносного из реки песку. Здесь берут лоцмана и с ним идут до входа в реку Усунг и затем миль 15 по самой реке. На ее берегах раскинут город Шанхай. Мы встали на якорь в самой оживленной части — у Английского квартала. На длинной набережной, застроенной большими домами, помещаются банки, дворцы консулов, почтовые конторы, клубы и отели.
Несмотря на полное хозяйничанье здесь европейцев, Шанхай находится и до сего времени в суверенной власти Китая, но англичане, американцы и французы имеют в нем каждый по отдельному кварталу (концессию) с экстерриториальными правами владения. На этих трех участках каждая нация сохраняет свои гражданские права: суд, полицию, собственную почту, муниципалитеты и проч. Шанхай — один из главнейших портов Китая для ввоза европейской и американской мануфактуры. Китай, в свою очередь, отпускает отсюда шелк, чай, рис и проч. На реке и на набережной поэтому весь день господствует необычайное движение: снуют пароходики, барки с грузом, шампунки (ялики), а на берегу тысячи дженерикшей, запряженных полуголыми китайцами, за бесценок (10 коп. за конец) несутся сломя голову по улицам. Выше по реке расположен собственно китайский квартал Шанхая с миллионным населением рабочего класса, мелких торговцев и нищих. Здесь теснота невыразимая; по несколько семейств ютится в каждой комнате грязного дома; беднейшие семейства живут целыми таборами открыто среди улиц, по которым даже узенькому дженерику невозможно проехать. Сотни тысяч населения, не помещаясь на земле, живут на плотинах рек и болот, а более предприимчивые семьи заводят себе большие джонки (парусные суда) и всю жизнь проводят, крейсируя в море, занимаясь рыбной ловлей, собиранием ракушек и морской капусты, а при случае и грабежом заштилевших в море парусных судов.
В европейских кварталах много роскошных комфортабельных отелей и магазинов с французскою галантереей и немецкою дешевою мануфактурою; эти вещи (при отсутствии таможенной пошлины) здесь дешевле, чем в самой Германии и в громадном выборе. За городом обширный парк для гуляний и поездок, в нем скаковое поле, спортивные клубы с площадками для тенниса, футбола и всевозможных игр; трек для велосипедистов и павильоны для отдыха, завтраков и пикников. В 6 часов вечера, с замиранием торговой жизни, парк наполняется гуляющими европейцами. В богатых щегольских выездах парами и четверками, на велосипедах, бициклетах, а то и пешком гуляют богатые негоцианты после дневного make-money — делания денег. Между собственными выездами выделяются своим кричащим шиком экипажи американских кокоток: у каждой красавицы своя ярко-пестрая ливрея, одетая на кучере, лакее и двух грумах на запятках. Такая ливрея, видимая издали, делает рекламу каждой американке, причем цвета ливреи, очевидно, распределены так, чтобы не смешивать их между собой.
Приезжая в Шанхай на несколько лет, американки составляют здесь порядочный капитал, тоже make-money, с которым возвращаются на родину и добросовестно выходят там замуж или заводят торговлю.
Верстах в 12-ти от Шанхая есть известная (Иезуитская) миссионерская французская колония Sekawey. Основанная в шестидесятых годах XIX столетия колония в начале своего существования была скромным религиозно-просветительным учреждением с небольшим монастырем миссионеров, посылаемых отсюда проповедывать христианство в глубь Китая. В настоящее время Сикавей разросся в обширную колонию с образцовыми агрономическими плантациями, с фермами, огородами, ремесленными мастерскими, детским приютом, школами общими и ремесленными, духовной семинарией, академией и проч… При монастыре имеются астрономическая и метеорологическая обсерватории.