Пятьдесят оттенков хаки
Шрифт:
– Я много лет была у руля информационной политики в этом городе, – высокомерно заметила дама. – Он давно стал мне родным.
Тополевский посмотрел на Матвеева, тот согласно кивнул.
– К сожалению, сегодня помочь вам невозможно. Сами видите, какой здесь наплыв важных персон, – беспристрастно объяснил офицер.
Тополевский терпеть не мог пьющих женщин, которых к тому же тянуло на подвиги. Сундукову подобное невнимание задело.
– А мы, российские журналисты, по-вашему, должны ютиться в шалашах? Я, между прочим, представляю радиостанцию «Маяк» и буду вынуждена рассказать
– Ваше право. Предлагаю вернуться к этому разговору утром.
– И где я, по-вашему, должна спать? – возмутилась журналистка.
– Думаю, в родном городе у вас, наверняка, масса друзей и поклонников, которые сочтут за честь поселить вас у себя, – сухо улыбнулся ей Андрей, выходя на крыльцо.
Марьяна топнула ногой и раздраженно закурила.
Хлопоты с размещением и согласованием многочисленных вопросов продолжались до самого завтрака, который Тополевскому вновь пришлось пропустить. Он просматривал отчеты коллег и по привычке ограничился несколькими глотками минеральной воды.
Сквозь тучи на мгновение пробился робкий солнечный луч. Андрей отвлекся и впервые за последние сутки посмотрел в окно. Оказалось, выпал первый снег, за несколько минут превративший деревья парка в «берендеево царство». Полковник с грустью наблюдал за плавно опускающимися пушистыми хлопьями и пожалел, что так и не успел получить папаху. Точнее не смог. На складе его размера не было никогда, а сшитый на заказ в столице головной убор так и не успели доставить. «Ох, и башковитый ты у нас мужик», – каждый раз шутливо комментировал размер его головы Митрофанов.
Тополевский посмотрел на часы – пора было идти на встречу с журналистами. В созданном на скорую руку пресс-центре уже собрались многочисленные гости. Они беззаботно шутили и бурно обсуждали перипетии проведенной ночи. Андрей сел за стол президиума, осмотрел собравшихся и, дождавшись паузы, произнес: «Уважаемые дамы и господа, вскоре мы с вами познакомимся с космодромом и его достопримечательностями, увидим стоящую на старте ракету, где вы сможете сфотографироваться на память и побеседовать с участниками проекта…»
В этот момент в зале, громко переговариваясь со своим попутчиком, появилась растрепанная Сундукова. Разноязычная публика, словно по команде, оглянулась на беспокойную пару. Нимало не смутившись и продолжая на ходу тараторить, Марьяна обвела взглядом помещение в поисках свободного места. Не найдя такового, не растерялась и направилась прямиком к столу президиума, не скрывая своих намерений приземлиться на колени Тополевскому. Многие из присутствующих мужчин с пониманием переглянулись. Андрей разгадал ее замысел.
– Надеюсь, у вас все в порядке? – встав, уточнил он, тем самым не дав возможности осуществиться столь фривольному действу.
– Кто бы говорил о порядке! С таким беспорядком я еще нигде не встречалась, – язвительно прокомментировала Марьяна. – Ночью я так и не смогла найти место для сна и была вынуждена до утра болтаться в вашем задрипанном баре, где не встретила ни одного джентльмена!
– Мадам, пожалуйста, присядьте и успокойтесь, –
– Некогда мне с вами рассиживаться. Пойду-ка я лучше в баню, – бесцеремонно выдала журналистка и, шатаясь, направилась к выходу.
Андрей невозмутимо продолжил экскурс предстоящего дня. «После посещения старта мы вернемся в гостиницу и уже ночью, не заезжая на старт и не мешая работать боевому расчету, проследуем прямо на наблюдательный пункт, – он поднял руку, привлекая внимание обменивающихся репликами гостей. – Напоминаю, что пуск ночной. Температура воздуха падает, потому прошу всех одеться как можно теплее и не отставать от группы, иначе даже горячительные напитки не помогут вам избежать ледяных объятий Деда Мороза и Снегурочки». Последние слова вызвали у публики оживление: с героями русских народных сказок журналисты были знакомы неплохо. Улыбаясь, они поспешили к автобусам, вереница которых выстроилась перед входом в гостиницу.
Прибыв на старт, гости застали необычную картину. У подножия установленной ракеты стоял не боевой расчет, как обычно, а розовощекие лица в штатском и …рясах. Оказывается, деловые люди прихватили с собой знакомую церковную братию. Религия входила в моду, и деятели от бизнеса старались замолить свои многочисленные грехи. Всем высокопоставленным чиновникам вручили по свечке. Погоня «новых русских» за модой смахивала на святотатство.
Пряча смущенные улыбки, офицеры с интересом смотрели на батюшку, лихо снующего с кадилом вокруг ракеты. Возмущению Митрофанова настал предел, когда святой отец стал ее чем-то обрызгивать. Полковник, свято чтивший традиции и веривший в приметы испытателей, терпеть не мог на старте чужих, потому на правах хозяина неизменно следовал за шустрым слугой Господним, едва за ним поспевая. «Что там у него на уме? И что за состав в этой хренотени?» – пронеслось в голове командира. Видя, как батюшка стал размахивать кистью, он заволновался:
– Чем это он там плещет на ракету?
– Вероятно, святой водой, – подсказал Тополевский.
Митрофанов насупился, но промолчал. Свеча в его руке наклонилась и погасла. Кто-то неподалеку испуганно прошептал, что это плохая примета. Сам Илья не обратил на этот факт ни малейшего внимания, ревностно наблюдая за суетливой беготней батюшки. Неприязни к «попам» он не скрывал, но по дипломатическим соображениям отношений с церковью не обострял. «Надо потерпеть – политес», – видя настроение командира, тихо прокомментировал Басов.
С шумом появились дети, ряженные в русские народные костюмы, и две огромные, самоходящие куклы, скорее всего привезенные прямо из Диснейленда. Военный объект на глазах офицеров превращался в балаган, но делать было нечего, подобное представление предусматривалось контрактом. Повсюду бродили люди с TV-камерами. Телевидение должно было донести до мирового зрителя широту и грандиозность масштаба международного проекта.
– Я отказываюсь участвовать в этом бардаке, – запротестовал Митрофанов и, решительно выбросив свечку, направился к Тополевскому. – Оставайся здесь. Доложишь, когда все закончится. А я поехал в МИК, – с раздражением заметил он.