Пятьдесят оттенков хаки
Шрифт:
В подъезде послышался шум. Маша выглянула на площадку. Откуда-то снизу донесся веселый смех – прощались гости, хозяева приглашали их снова. Руки Маши дрожали от беспомощности. Она надела пальто и выбежала на улицу. Немногочисленные прохожие спешили по своим делам. Испуганная мать оглянулась, не зная, в какую сторону идти, и свернула за угол. Через какое-то время с другой стороны дома появился высокий парень. За шиворот он держал Мишу, ноги которого заплетались. Открыв дверь подъезда, молодой человек бросил туда беспомощного подростка и убежал.
Маша кружила по окрестным дворам, в надежде оглядываясь
Маша опрометью бросилась к аппарату и схватила трубку. «Ну и как тебе наш подарочек? – раздался зловещий шепот. – И это только начало. А теперь держись и пеняй только на себя». Короткие гудки отдавались в висках тревожным набатом. Журналистка прислонилась к стене, сползла вниз, склонила голову к коленям и горько заплакала. В бессилии она сжала кулаки, кусая в кровь губы, чтобы не завыть в полный голос. Встав на колени, она через стекло посмотрела на звездное небо и отяжелевшим языком тихо прошептала: «Господи, пожалуйста, помоги мне, грешной, и сыну моему невинному!»
На следующее утро очередную экскурсию в музее Маша провела «на автопилоте». Проводив гостей в командирскую приемную, она не стала там задерживаться и вернулась. В одном из залов раздавались чьи-то шаги. Маша насторожилась и заглянула. Это был Тополевский.
– Вам не стоило здесь появляться, – упрекнула женщина.
Андрей подошел вплотную и поздоровался. Маша кивнула.
– Локтев уверяет, что вы отказываетесь работать в составе пресс-группы и просите перевод на другой космодром. Это правда?
Маша в бессилии опустилась на стул. Если командир решился на откровенную ложь, дела ее совсем плохи.
– Раз говорит, так оно и есть.
– Вас пытаются выжить? С вами кто-то сводит счеты? – полковник присел рядом.
– Сюда могут войти, – она отодвинулась.
– У вас удивительная способность уходить от ответа, – посетовал Андрей. – Мария Андреевна, я ведь с вами сейчас разговариваю.
Маша выразительно посмотрела на собеседника и горько вздохнула.
– Андрей Васильевич, вы так ни о чем и не догадываетесь?
– Пользуясь догадками, я вряд ли сумею вам помочь.
– А мне никто уже не может помочь! Тем более вы.
– Не стоит говорить загадками, – Тополевский вернулся к двери и закрыл ее на ключ. – Надеюсь, теперь вы не будете все время оглядываться. Объясните, наконец, что происходит?
– А разве что-нибудь происходит?! Вы
– Так уж и гудит? – усомнился полковник.
– Да, – Маша с силой оттолкнула его руку. – Вы за своей работой ничего не замечаете! А мне все до чертиков надоело! То, что Локтев запрещает подходить к вам ближе, чем на сто метров, то, что меня преследуют ваша жена и вдова генерала, то, что происходит с моим сыном… – скрывая слезы, она отвернулась.
Андрей взял лицо женщины в свои ладони, она опустила глаза.
– Это случилось еще до нашей встречи в Москве?
– Многое – да.
– Тогда почему вы молчали? Не понимаю! Я действительно не в курсе досужих разговоров.
– А я действительно хочу уехать на край света!
Взгляды их встретились. Тополевский улыбнулся:
– Решили капитулировать? Дать недругам повод для торжества? Это не по-бойцовски.
– А я – не боец, я женщина.
– И какая женщина! Сильная, умная, красивая, добрая, – Андрей нежно смахнул ее слезы и решительно прижал к себе, – и главное: смелая. Вы никуда не уедете, ведь так?
– Уеду, – расплакалась она.
– Устали бороться?
– А с какой стати я должна бороться в мирное время? – Маша пришла в себя, сняла с плеч руки Тополевского, сделала шаг назад. – Почему добро должно быть с кулаками? Уеду, и эти никчемные тайны мадридского двора уйдут в небытие.
– Ой, ли? – изумился полковник. – От кого вы сейчас пытаетесь убежать? От себя спрятаться еще никому не удавалось.
– Тем не менее, вдали от вас у меня будет меньше проблем, – женщина вдруг отгородилась от него невидимой стеной.
– Вы сами-то в это верите? Только не стоит играть в молчанку, мы с вами вышли из этого возраста, – в его голосе скользнули нотки раздражения. – Вы действительно хотите, чтобы мы больше никогда не встретились? Не прячьте взгляд – тяжело говорить с пустотой.
– А что вы хотите услышать? – то ли с вызовом, то ли с надеждой уточнила собеседница.
– Правду. Только правду.
Маша вздохнула и едва слышно выдавила: «Да».
– Да «да» или да «нет»?
– Я хочу уехать, – упрямо повторила она, хотя ей хотелось выкрикнуть, что она этого совершенно не хочет.
– Вы искренне этого хотите? Или все же лукавите? – удивленно уточнил Андрей, читая в глазах собеседницы совершенно другой ответ. – Я ничего не понимаю, – в сердцах он сделал шаг назад и направился к двери. – Жаль, а мне показалось…
– Вам показалось, – резко бросила ему вслед Маша.
– Будь по-вашему, – с горечью согласился Тополевский. – Только я уверен, что вы чего-то не договариваете. Я теряюсь в догадках, какие слова могли бы вас убедить.
Когда дверь за ним закрылась, Маша печально посмотрела на свое отражение в витражах и, скривив губы, повторила: «Какие слова? Какие слова?» – она присела на стул и сжала виски. «Самые простые. Скажи только, как ты ко мне относишься?! – она снова расплакалась. – Вот только жалость мне не нужна! – всхлипнула женщина, не в состоянии сдержать слезы. Тушь попала в глаза. Она заплакала с новой силой. – И любовь мне тоже не нужна! Я устала. Я хочу жить спокойно», – стала уговаривать она себя. Плечи Маши печально вздрагивали. Ей было ужасно жаль себя.