Пятеро из Рубежного Легиона. Том 2
Шрифт:
— Эти двое не появлялись на трех трапезах подряд! Выходит, что они либо ели неучтенную пищу, либо раздобыли что-то съедобное втайне, что-то необычное, чего не достается другим — и втихаря этим лакомились!
— К ответу! — загалдела правосудная толпа.
«Доброхоты» выпихнули молодых супружников на всеобщее обозрение. Мужчина лишь нервно озирался, а женщина, закрывая лицо ладонями, повторяла без умолку:
— Нездоровилось нам… Нездоровилось нам…
— Дело ясное! Дело молодое! — похохатывали в толпе, и неслись возгласы в поддержку: — Где бы они неучтенное уворовали? Она — в прачках, а он —
Казалось, всем стало понятно, дело — шито белыми нитками. Развалилось прямо на глазах. Но объявилась свидетельница — дородная бабенка с провалившимся в пунцовые щеки носом. Она горячо приложила руку к своей необъятной груди и, поджав губы, чуть ли не всхлипывая, доложила с чувством и расстановкой:
— То, о чем я сейчас поведаю — тронуло меня до глубины сердца… Но тронуло не радостью. Нет! Тронуло… Даже не тронуло, а прямо-таки сжало тисками негодования! Значится, вот как было… Зашла я к ним надысь, слышу смехом сдавленным закатываются! Да разве же пристало такое? Прятаться и гоготать?! Значится, над кем-то похохатывают! Будь иначе — вышли бы, соседям рассказали о смешном, да вместе бы и похохотали. Так ведь, говорю? Пошумела я, а эта услыхала и ко мне выскочила, а сама глотает что-то, прямо давится! Точно, говорю, подъедали они что-то! Вкусное! Чего нам всем отродясь не вкусить, не испробовать!
— Горло у меня першило! — испуганно вскрикнула обвиняемая.
Но ее уже никто не услышал — снова загудело, заметалось возмущенное, неуемное:
— Сие противно природе!
— Воздаяния!
— Правосудия!
— Справедливости!
— Соблюсти!
И снова весы…
И снова камни…
Да сплошь черные…
Вышел безбровый и, видно, с тяжелым сердцем громогласно произнес:
— Приговор вынесен!.. Приговор отложен!
Горожане возликовали пуще прежнего и покатили по улицам свой восторг, свое упоение…
Легионеры едва успели оттеснить Справодела к стене, чтобы его не смыло бурлящей волной синих мантий.
— И это, по-вашему, справедливый суд? — с недоумением хмыкнул Субботин.
— Что поделать, это мнение большинства, — вздохнул городской старшина. — Свершилось зло или нет — определяют весы. Суд по совести. Получается, что справедливость восторжествовала. Зло выявлено и наказано. Вот вам настоящая свобода воли и свобода мысли народа. Миролюбивые справы иногда бывают слишком… скажем, напористыми в правосудном процессе, но с общественным мнением надо считаться.
— С их глупостью тоже? — усмехнулся Большой.
— Ну и их надо понимать, довольствуются лишь необходимым, без излишеств, — седобородый нахмурился. — Отчасти это вынужденная мера. Но с другой стороны — всем сестрам по серьгам, все в равных долях, в одинаковом количестве. Строгое распределение еды, одежды и прочих ресурсов — подчеркивает равенство, равноправие и важность каждого горожанина для общества. Это дисциплинирует, изничтожает в умах жадность и зависть. Мы поступили так по примеру предков. И народ счастлив. По-своему.
— А что это за хрень — «Приговор вынесен! Приговор отложен!» — поинтересовался Безымянный, нарочито удивленно выпучив глаза и передразнивая безбрового.
Справодел
— Такое случается. Редко, но случается. Отложенная казнь.
— Да вы вообще офигели? — возмутился Средний. — За что их казнить?! В вашем городе правосудием даже не пахнет! Какая-то у вас ущербная «справедливость» сплетен, слухов да наговоров!
— А вы долго будете дурака валять?! Прикидываться непонятно кем?! — неожиданно рассвирепел седобородый. — Признайтесь как на духу — зачем вам Меч?
— Да не трогали мы его, случайно нашли, — ухмыльнулся Безымянный.
— Мы слышали его зов! — вскричал Справодел. — Вы желали на него позариться? Но на подобное никто не отважится в этом мире! Вывод один: вас прислали с той половины планеты. По всей видимости, вы — чужаки издалека и даже понятия не имеете, на что покусились!
— Видать, это вы ни черта о своем «достоянии» не знаете! — хохотнул связист. — Наш салабон — тот еще ссыкло и мандражист, а ухватился за железяку вашу — не отберешь!
Городской старшина пропустил его слова мимо ушей, словно пустозвонную небылицу.
— Как с той половины планеты? — напрягся Субботин. — А кто же говорил, что только этот город остался — других нет? Что предки ваши покрошили всех остальных?
— Я гляжу, вы и впрямь не оттуда? — пристально всмотрелся в чужеземцев седобородый, прожигая их насквозь теми самыми странными огоньками в зрачках, которые присущи только справам.
— Да впрямь-впрямь! — передразнивая, откликнулся Безымянный. — Ты, городовой, напраслину не гони! Если нас кто-то и принудил сюда притащиться, то, клянусь пулеметной лентой, ты их не знаешь! Хотя знаешь! Видал же с нами еще несколько придурков и барышня нагломордая? Вот они нас и гнобят! Правда, сейчас сила к нам переметнулась, за что мы вашей чудной планете несказанно благодарны. Так что давай, повествуй, что там за враг такой на той половине окопался?
— Опасность тотальная… Гибель всем нам… — отозвался городской старшина. — Наши прародители не всю нечисть вывели, не всех паразитов уничтожили. Осталось зло на планете. Зло всегда есть, и оно неистребимо.
— Как злодей со стажем, заверю тебя, что зло злу — рознь, — оскалился Безымянный. — Ты конкретизируй.
И, вздохнув сокрушенно, рассказал Справодел о том, что им толком и самим невдомек, какие обличья зло принимает. Поговаривают, что видели разное. Но кто видел — тот и сгинул. Их предки раздобыли где-то артефакт — тот самый Меч (они называют его Мечом Правосудия), с тех пор он защищает территорию справов, охраняет рубежи, не пускает к ним зло. И есть у них поверье, что взрастет избранный и сольется он с Мечом, и будет крушить зло и паразитов внутри и снаружи.
Горожане, как водится, постепенно позабыли об истинном зле, но праведное стремление к борьбе с ним передалось справам от прародителей, и эти благие порывы приняли уродливую форму — стали они выискивать проявления «зла» среди своих сородичей. И свято верят, что избранный, достигнув необходимой точки взросления, покарает всех виновных и оступившихся. Отсюда и повелось: «Приговор вынесен! Приговор отложен!»
А пока мерилом справедливости служат весы, и всякий делает выбор на свое усмотрение.