Пятнадцать ножевых 3
Шрифт:
Естественно, мама Дина Борисовна в нашу жизнь попыталась проникнуть и даже укорениться. Все эти чуть ли не ежедневные визиты под предлогом привезти что-то нужное и «просто мимо проходила». Нет, последнее обстоятельство вообще сомнений не вызывало. Какой путь ни выбери с Добрынинской до Беляево, улица 1905 года по любому на середине дороги окажется. И дело не в том, что она пыталась влезть в нашу жизнь, боже упаси. Крайне деликатная женщина, слова плохого сказать не могу. Но терпеть чужое присутствие бывает очень тяжело.
И я поехал к папе.
— Ну, что случилось? Поругались?
— Да ну, перестаньте. С этим, Александр Иосифович, я бы разобрался. Тут дело намного серьезнее.
— Деньги нужны? Сколько?
— Еще хуже. Ваша жена.
— Дина? Она тут каким боком? — удивился Азимов.
— Вы знаете, сколько раз в неделю она к нам приезжает?
— Два? Три? — он замолчал. — Неужели больше? Непорядок, конечно. У нас тут на работе запарка, приходится задерживаться...
— Только я вас прошу!
— Ой, Андрей, не учите меня жить, — сказал он с местечковым акцентом. — Лучше помогите материально.
Мы посмеялись.
— Я свою жену хорошо знаю. Тревожный человек. Ладно, приму меры. Может в отпуск скататься? Бархатный сезон, Крым...
Эх, нам бы тоже отдохнуть, да кто с учебы отпустит...
Я отъехал совсем недалеко от ФИАН, когда увидел грузчиков, печально выставляющих у входа в продуктовый коробки с марокканскими апельсинами. Это я удачно зашел, надо срочно купить домой немного. И очередь скопиться не успела, до воплей «Больше одной штуки в руки не давать» еще далеко.
В ожидании открывания тары и начала торговли заморским товаром я вдруг вспомнил, что нахожусь рядом с челюстно-лицевым госпиталем. На машине — вообще пара минут. Завезу Костику, узнаю, как он там лечится. А если вдруг выздоровел и уехал, так я знаком с человеком, который их уничтожит без боязни аллергии в очень короткий промежуток времени.
Давненько я не ходил в суд. Почти каждый скоропомощник рано или поздно там очутится. Большей частью, правда, в качестве свидетеля. Гораздо реже — эксперта. А уж быть одной из сторон процесса совсем не хочется. Хотя никто не застрахован.
Если суд ерундовый, повестку могут прислать по почте. А мне вот сначала позвонил кто-то из прокуратуры, потом прислали главного специалиста по доставке повесток, я расписался в каком-то журнале, и только после этого я получил на руки отпечатанный на дрянной бумаге бланк, оторванный от корешка.
На занятия в этот день можно было и не ходить, дежурства на скорой у меня не было, так что предупреждать пришлось только Аню.
— В суд пойду завтра с утра.
— Ого. Что ты там забыл? — удивилась она. Вот оно, незамутненное сознание будущего литературоведа.
— Жена на развод подала, требует раздела жилплощади.
Надо
— Шутишь??
— Какие уж тут шутки? — я показал издалека повестку. Со всеми печатями, все как положено.
В глазах Ани появились слезы.
— Прости дурака! — я обнял девушку, вдохнул запах волос. — Это по делу трупа в Пехорке. Скоропомощные дела.
Азимова ударила меня по груди раз, потом второй. Я стоически терпел. Сам виноват, переборщил. Аня никогда за словом в карман не лезла, остро шутила... А тут внезапно приняла все всерьез.
— Как я тебя только терплю?!
— Чаю?
Совместное чаепитие успокоило Аню, включилось женское любопытство.
— Так что там с судом?
— Свидетелем вызвали. Мы как-то труп обслуживали, еще на той работе, вот нашли убийц, правосудие торжествует.
— Интересно... — протянула подруга, обозначив в натянутой маечке два аппетитных полушария.
— Это не кино, — я с трудом отвел взгляд. — В жизни — крайне нудная процедура. Надеюсь, недолго продержат. Пройдусь потом по магазинам, попробую продуктов добыть. Курицу, наверное, варить поставлю, а то на этот посиневший труп в морозилке без слез смотреть невозможно.
И всё. Поговорили и забыли. Другие занятия нашлись, гораздо более интересные. Интимные.
Утром я взял паспорт и поехал. В машине только вспомнил, что дома оставил сумку, в которой лежит записная книжка. И ладно, не пропаду. Да и звонить никуда не собираюсь, а если что-то по допросу — воспользуюсь какой-нибудь одолженной бумажкой.
В суде я первым делом нос к носу столкнулся с Калиниченко. Следователь пожал мне руку, отвел в какой-то пустующий кабинет.
— Ты не трясись, прокурор насчет вас предупрежден
— Нас?
— После тебя, допросят водителя. Говори все, как было. Там главные баталии с адвокатами — впереди. Думаю, вас они мучить не будут.
Собственно, так и было. Недолгий рассказ про Пехорку, пара быстрых вопросов от прокурора, потом от адвоката. Никто не допытывался, что мы делали так далеко от привычных маршрутов, за мебель в салоне РАФика тоже никто не спросил. Подозреваемые сидели за деревянной огородкой грустные, смотрели больше в пол. Я им был совсем не интересен. Барышеву, Рассохину, Лабанову и Попову так-то ломилась натуральная вышка. Еще четверым «пехотинцам», что были на подхвате — длительные сроки. Есть от чего быть грустным.
После меня допрашивали сторожа товарищества. Я немного послушал его мычание — мужичек был явно после сильного запоя и тоже ничего интересного не озвучил. Подождал окончание его допроса и свалил по-английски, не прощаясь.
В коридоре сидели новые свидетели — среди них Миша Харченко.
— О, здарова, Панов, — искренне обрадовался он.
Мы поручкались.
— Представляешь, сегодня дежурство, так нет бы отгул дать, завгар, скотина, на завтра перенес. Ну что там? Не сильно мучают? — водитель кивнул на зал заседаний.