Пятнадцатый этаж

Д. Жанна

— Юля, давай оставим этот вопрос. Займись лучше отчётами.

— Бумаги, цифры, статистика, ерунда короче… Я скучала по тебе, слышишь? А ты?

— Даже не знаю, что сказать, чтобы не обидеть женщину. А ты всё-таки женщина. Как твой супруг?

— Антон, какое тебе дело до моего супруга? Читает лекции, проводит обходы, всё как всегда. Брак фиктивный, ты же понимаешь. Что он может в его-то годы.

— Никогда не понимал и понимать не хочу. Мне всё равно. Нет, я ему сочувствую, но ты — прекрасное лекарство от глупости. Как и от романтики.

—

Он со мной счастлив, он меня любит.

— Любить можно даже гадюку, но рано или поздно она всё равно укусит.

— Да ладно, вот твоя любимая тёща любила кого-нибудь в своей жизни? Никого, ты сам знаешь, даже единственную дочь не любила. А её ближайшая подруга Касаткина? Она умирала от онкологии в инфекционной больнице, и её ученики выносили из-под неё судно. А родным детям было плевать, как и ей в своё время на них. Она двигала науку.

— Она вырастила благодарных учеников и неблагодарных детей. Что поделать.

— И это говоришь ты?

— Не понял.

— А чего тут понимать. Ты сам, весь такой правильный и благородный, отказался от собственного ребёнка, потому что он, видите ли, инвалид! Разве не так? Ну, видел ты его здесь? Смог полюбить? Твоя проблема, Антон, была не в том, что он родился уродом, а в том, что ты урода любить не мог. Понимаешь, кто ты? Ты копия своей наставницы Ивлевой. И не хочу я видеть твою бывшую здесь. Потому как яблоко от яблони… ну и сам понимаешь.

— Не хочешь и не надо. Только в Марине ты сильно ошибаешься.

— А если так, то ты десятикратный подлец.

— Не отрицаю. Только ответ буду держать не перед тобой.

— Думаешь, что признание вины облегчает совесть?

— Ты приехала читать мне мораль?

— Нет, вернуть тебя на твоё законное место…

Их беседу прервал не вовремя появившийся главврач. Настроение у Антона испортилось окончательно. В словах Юли была правда. И именно эта правда не давала ему покоя и возможности восстановить семью. Да он не любил сына, не смог полюбить такого. Есть доля истины в рассуждениях Юли, только осудить всегда легко. А жить с этим? Живёт же он с безумной тёщей, и помогает ухаживать. А Серёжу принять не смог. Наверно, потому, что у Татьяны Сергеевны было звёздное прошлое, и он всегда помнил о её заслугах, был благодарен ей за помощь в работе, за те знания, что почерпнул от неё. А у Серёжи не было будущего. Он по имени-то его только сейчас назвать смог.

Сосредоточиться на бумагах не получалось. А Юля всё задавала и задавала вопросы по статистике, по движению коек, по расходу лекарств и материалов.

Затем зазвонил сотовый в кармане, и старшая сообщила о смерти Нины Дмитриевны. Антон вознамерился вернуться в отделение, Юля увязалась с ним.

— Почему онкологическая больная лежала две недели в отделении экстренной хирургии?

Вопрос законный, но…

— Потому что она нуждалась в помощи.

— Хирургической? Антон, не смеши меня.

— Человеческой.

— И ради этого ты повесил смерть на

собственное отделение? Надо было выписать, пусть бы дома…

Он не дал ей договорить и вошёл в палату. Долго смотрел на спокойное безмятежное лицо своей пациентки. Затем накрыл его простынёю, попросил отправить тело в морг и забрал историю болезни для оформления.

Юля раздражала. Очень хотелось избавиться от её назойливости и поговорить с Мариной. Но проверяющая взялась за истории болезней.

Антон смотрел в окно. Куда угодно, только бы не видеть бывшую сокурсницу.

Марина появилась внезапно. Расстроенная, жутко бледная. Но он был рад ей. Она отпросилась, ничего не объяснив. Ну что ж, он отпустил. Вечером они встретятся и поговорят, и решат уже всё, наконец.

Время продолжало тянуться, хотя Юля вдруг ослабила хватку.

Около пяти она попросила сопроводить её на ужин, он отказал, сославшись на кучу нерешённых проблем и множество дел. В результате, в ресторан её повёл главный.

Антон же, пообещав персоналу вернуться, бегом направился в гинекологию. Заведующую застал практически в дверях.

— Антон Сергеевич, ну как вы с дамой из столицы справились? Говорят, она ваша приятельница.

— Сокурсница бывшая. Я к вам по поводу Марины Викторовны. Она была у вас?

— Переживаете за сотрудницу?

— Переживаю. Так что она решила?

— Не знаю. Будет думать. Почему вас так волнует её беременность? Или вы?..

— Вы правы.

— Ей очень страшно, Антон Сергеевич.

— Я знаю, потому что мне тоже страшно.

Она посмотрела с улыбкой и удивлением одновременно.

— Говорите с ней, и я рада, что она не одна.

В следующий момент Антону позвонили из приёмного, извинились и попросили вернуться на работу. Сложный случай, огнестрельное ранение.

Перед началом операции он позвонил домой, объяснил ситуацию тёте Вале.

Когда Антон покинул здание больницы, общественный транспорт уже не ходил. Сил тоже практически не было, мечталось о тёплой постели и сне.

То, что произошло дальше, больше напоминало не очень хорошее кино.

Около подъезда он наступил на осколки разбитой бутылки. Удивился, пригляделся и наткнулся взглядом на куски того, что раньше называлось сматрфоном. Кому телефон принадлежал, сомнений не возникло. Слишком знакомый чехол. Достал свой — четыре пропущенных от Марины. Глаза невольно прошлись по всей близлежащей территории.

В горле возник комок, а в душе тревога, по мере того, как поднимался лифт, переходящая в панику. То, что творилось у него в душе, трудно описать словами. Выйдя из лифта, Антон заметил открытую решётку на чердак и валяющийся рядом замок. Дверь в квартиру не заперта. Оставалась какая-то надежда, что Марина дома и спит, но Марины не было, окно на балконе раскрыто настежь.

Антон разбудил тётю Валю, получил невнятные объяснения. А ещё та была уверена, что он никогда не вернётся. Так Марина сказала.