Пятьсот дней на Фрайкопе
Шрифт:
– Кальсао. Пропаганда. Война.
– Какая война? О чем ты?
– Фрайкоп. Чистые маги. Хотят фрагменты. Кальсао. Слабые маги. Грязная кровь. Мало силы. Кальсао. Завоевать.
Рин чуть было не вывалилась из двери, страх намертво вцепился в горло.
– Моя мама…
– Ты. Помогать. Мне. И мама. Жить.
– Господи, но как я помогу тебе?
– Завтра. Сегодня трудно. Мозг. Не держит.
– Джироламо…
– Нет паники. Все смочь.
– Один, два, три, четыре, пять, шесть…
– Что?
– Мне
– Рин. Идеальный выбор. Нет паники.
– Я самый глупый выбор, Джироламо! Я ничего не умею! Я впервые вижу источник! – Рин старалась считать, но все время выпадала из спасительной арифметики.
– Мне надо. Построить мост к источнику.
– Построй, пожалуйста, построй!
– Я. Выжжен. Но другой человек пустить меня. По своему мосту.
– Отлично! Я все поняла! Мы найдем этого человека.
– Я нашел. Ты.
Приличные люди не сквернословят. И Рин сделала это про себя, но взглянула на сгусток так, чтобы он все понял!
–Твоя дверь. Экватор. Я научить тебя.
– Это… возможно?
– Да. Все. Ухожу.
– Джироламо… Подожди…
– Завтра. Здесь же.
– Да, я буду. Один вопрос. Раньше… Сколько шагов тебе требовалось сделать до источника?
Рин просто хотелось понять, каким был Джироламо. Разве можно теперь, после увиденного, доверять чистокровному магу? Может, он хочет коснуться источника в своих корыстных целях? Мама учила доверять людям, но у Рин в крови текло недоверие. Наверное, из-за папы.
– Один шаг.
Дверь Джироламо погасла.
Мама говорила, что неосторожными вопросами можно ранить человека, что лучше не лезть в душу тому, кто сам ее не открыл. А Рин своим вопросом, конечно, сделала Джироламо очень больно, заставив его вспомнить о былом величии.
И хоть она страшно себя за это винила, одно теперь знала точно: если его от источника отделял один только шаг, а он при этом имел чистую кровь, значит, он любил свое дело и был трудолюбив. А влюбленные в дело гораздо реже оказываются подлецами.
Рин вот любила считать.
Глава 8. Предсказания, границы и разбитый нос.
Постучать в комнату Джироламо два раза вместо привычных четырех от нетерпения. Войти. Закрыть дверь, открыть и снова закрыть.
Первое – проверить, не собирается ли он… Рин остановилась. Привычная цепочка действий устарела, ведь ей отныне не требовалось проверять, собирается ли он напасть.
– Доброе утро… Завтрак готов, – она еле сдержала улыбку. – Кофе?
Больной уже сидел в коляске с фонариком в руках. Он посмотрел ей в правое плечо, фонарик дернулся снизу вверх.
– Можно тебя расчесать?
«Нет».
– Можно тебя расчесать?
«Нет».
– Можно тебя расчесать?
«Да».
Жаль, Оллибол нельзя рассказать обо всем, что случилось, о том, что Джироламо отныне самый прекрасный пациент, что с ним можно разговаривать с помощью фонарика… Она бы так обрадовалась.
Вчера подруга вернулась без обещанной бутылки вина, что к лучшему, потому что Рин была занята Джироламо, а Оллибол сильно устала и пораньше легла спать. Она еще не успела рассказать Рин, зачем ее вызывали в департамент. Непременно расскажет сегодня.
Лестницы в доме милости были двух видов. Одна – узкая со ступенями – предназначалась для передвижения персонала. Другая – пандус – для транспортировки больных. Рин всегда сама спускала и поднимала Джироламо, но сегодня что-то поменялось, он нетерпеливо щелкнул пальцами, привлекая внимание к себе.
– Что такое? Забыл что-то в комнате?
Джироламо указал Рин на лестницу со ступенями.
– Мы не можем спуститься по ней. Твоя коляска даже не поместится.
Но пациент снова указал ей на лестницу со ступенями.
– Хочешь, чтобы я спустилась по ней?
Джироламо постучал пальцами себе по лбу. Теперь Рин знала, это значит: «Рин. Хороший. Мозг».
И Джироламо покрутил колеса каталки сам.
Если бы Рин была врачом, она бы обязательно отметила этот факт как положительный. Ведь у выжженных магов не так часто появляются желания, а здесь была четкая инициатива что-то сделать самому, даже такую мелочь, как спуститься по лестнице. Но ведь все начинается с мелочей. И уж если Джироламо может теперь сам передвигаться между этажами, то и Рин сможет построить хотя бы сантиметр моста к источнику.
Завтрак прошел превосходно, за исключением чрезмерно угрюмого настроения Оллибол, и это не давало Рин покоя. Что же такого сказали ей в департаменте? Она обязательно спросит у нее, когда они останутся наедине… А пока Рин всячески пыталась встретиться взглядом с подругой, чтобы, обнаружив в ее глазах привычный озорной блеск, перестать нервничать так сильно.
– Тебе вкусно, Оллибол?
– Да, спасибо.
И еще через пару минут.
– Еще кофе?
– Нет, спасибо.
И еще чуть погодя.
– Может, еще кофе?
Но Оллибол старалась не смотреть на Рин.
– Я вчера пропустила мамин звонок. Были проблемы за ужином… Мне нужно сходить на станцию связи. Хочу позвонить домой.
– Сходи, Рин. Я побуду со всеми.
– Оллибол, все в порядке?
Рин пришлось повторить вопрос, потому что Оллибол слишком погрузилась в неведомые мрачные мысли.
– Если все хорошо, я схожу на станцию после прогулки…
– Нет, иди прямо сейчас. После обеда обещали повышенную туманность.