Пятый арлекин
Шрифт:
— Не сердитесь, было не до этого: сдавал дела Хартингу, да и сам понимаешь — настроение у меня сейчас препаршивое. Я успел еще раз побывать в особняке; подробно обо всем расскажу завтра. У меня сегодня одно важное мероприятие. До завтра, Фердинанд!
Фердинанд не догадывался, что Троп снова отправился на седьмую авеню, чтобы провести там последнюю ночь в этом городе. «Хорошо, что я не сдал ключи, которые я нашел в сумочке Стефании», — думал Троп, ведя машину по таким знакомым, но в то же время уже немного чужим улицам Дортинга. Он вспомнил маленького задиристого Криса Норта и тихо засмеялся.
…В половине второго ночи парадная дверь особняка отворилась: кто-то осторожно поднимался по лестнице, освещая дорогу узким лучом фонарика. Поднявшись на второй этаж, неизвестный уверенно прошел в гостиную и остановился перед горкой с фарфором. Он что-то нащупывал на ее выгнутых боках, лицо его, подсвеченное снизу, походило на череп.
— Зря стараетесь, «Шериф»! — насмешливо произнес Троп и включил верхний свет. Джексон в ярости и страхе смотрел на Тропа.
— Как вы здесь очутились? — закричал он, приходя в себя. Фонарик выпал из его рук и бледно светил на фоне яркой тысячесвечевой люстры.
— Я пришел на прощанье убедиться, что вы убийца, Джексон. Вам не кажется, что вы пойманы с поличным?
— Вовсе не кажется, — усмехнулся Джексон, — дело вернулось к Хартингу, а он поручил мне нести здесь ночное дежурство. Ведь убийца, согласно вашей теории, должен появиться в особняке. Вот я и жду его. Как видите, ваши советы учли в полиции, хотя вы невысокого мнения о ней.
— Вы далеко должны продвинуться по службе, Джексон, потому что вы редкий мерзавец. Но ваши поиски напрасны: шифр, который вы ищете, я уже сообщил сестре покойной в Париж, и вклад переведен в другой банк.
— Как вам удалось найти шифр? — Джексон в смятении уставился на Тропа.
Троп подошел к витрине и, открыв ее, как и прежде, с помощью карманного ножа, достал фигурку, изображающую Леду, жену спартанского царя Тиндарея с Зевсом, представшим перед ней в образе лебедя. Троп перевернул скульптурку; снизу, на подставке, виднелись вдавленные в фарфоровое тесто цифры 1—144 и 119, а рядом — маленький треугольник.
— Миссис Скалацца не надеялась на память, а записывать побоялась, поэтому она закодировала вклад цифрами этой скульптурки. Мне помогло письмо, которое она почему-то не отправила в Париж. Я доходчиво объяснил, убийца Джексон? — в голосе Тропа сквозили неприкрытая насмешка и презрение. Он поставил фигурку на полку.
Джексон, не владея собой, схватил Леду и яростно бросил об стенку. Фарфоровые брызги усеяли всю гостиную, голова Леды покатилась по ковру и остановилась у темного пятна. Губы сержанта кривились от бешенства.
— Жаль, Джексон, что я не могу отправить вас на электрический стул, но я сохраняю надежду, что найдутся люди, которые сделают это.
Троп брезгливо отвернулся и вышел.
Утром в аэропорту Тропа провожал Фердинанд. До отлета оставалось около полутора часов, они сидели в баре и пили крепкий коктейль.
— Значит, тайны фарфоровых фигурок больше не существует, — задумчиво сказал Фердинанд. — Мне будет вас ужасно не хватать, Эдвард.
— Знаешь, Фердинанд, что я вспомнил? — неожиданно обратился к нему Троп, — в детстве я ходил с родителями в церковь и мне запала в душу одна проповедь. Старый проповедник
Так вот, я думаю, Фердинанд, что пророк еще не дошел до Америки, может, он и приходил, но его не услышали. По микрофону объявили посадку.
Часть вторая Храм двенадцати апостолов
1. Испанец
За ним увязался испанец. Случайность или его «навели», выражаясь языком полицейского сленга? Он не знал этого, в сознании лишь четко отпечатывалась мысль, что человек, незаинтересованно идущий за ним сзади, — испанец. Почему именно испанец, и какая, в сущности, разница, испанец этот человек или японец? В этом курортном городишке, как его, Сан-Диего, Сан-Луи или Сан-Мартинес, девяносто процентов испанцев, остальные бездельники из Европы и Америки. Может, испанец случайно избрал тот же путь?
Он скосил глаза и обнаружил испанца в зеркальном отражении витрины с обувью, потом увидел его покупая газеты, затем, будто случайно выронив одну из них и оглянувшись, приметил испанца: тот по-прежнему плотно опекал его, делая это непринужденно и профессионально, на самом высоком уровне полицейской слежки.
— Это не случайность, — подумал Альберт, — этот испанец профессионал и нужно было обладать моим опытом и чутьем, чтобы обнаружить слежку.
У испанца было жесткое обветренное лицо, глубоко посаженные глаза, прилизанные черные волосы, местами обнажавшие неглубокие дугообразное залысины, он носил темно-синюю выцветшую рубаху и потертые на коленях и боках джинсы. Вот, пожалуй, и вся характеристика.
— Не густо, — усмехнулся Альберт, — не похоже, чтобы кто-нибудь еще дублировал слежку. Неужели мне удастся избавиться от этой потертой, прилизанной обезьяны, мне, который только недавно надул всю охрану знаменитой тюрьмы Синг-Синг? Но откуда он? Интерпол? Мой побег наделал много шума, меня ищут. Пора уходить в сторону, нам с этим гороховым шутом тесно на одной улице.
Альберт зашел в тратторию и заказал вина, бросив на мраморный, в глубоких трещинах, прилавок несколько мелких монет. Хозяин тут же налил в высокий фужер белого вина и Альберт снова приметил испанца: тот присел за столик в глубине зала. «Когда же он успел проскользнуть?»
Высказав недовольство, что вино белое, а не красное, Альберт не стал выслушивать оправдания расстроенного хозяина, пытавшегося объясниться, и направился к выходу. И тут он к своему изумлению увидел, как испанец стремительно, где-то уже за спиной Альберта, подошел к стойке, и не дав опомниться хозяину, залпом выпил вино, сказав скороговоркой по-испански: «Сеньор заплатил, мы вместе».
«Ага, все же он испанец», — удовлетворенно заметил Альберт, выходя из пивной, и, хотя мысль была совершенно никчемной и не могла ни при каких обстоятельствах пригодиться ему, он почувствовал облегчение, будто избавился от ноющего зуба — с таким человеком был смысл сыграть в открытую. У него, видать, ни гроша в кармане.