Пятый угол
Шрифт:
Сложно было оставаться невозмутимым, увидев, как Гектор интимно обнимает Джастина за плечи. Но два вдоха и - все прекрасно, на экзамене «сохрани хладнокровие при стрессе» Кинни даже в ЦРУ получит самый большой бублик. А потом обжегся о стыдливый взгляд пока еще партнера. Он не ожидал меня увидеть и… растерялся.
Но я очень соскучился по нему, поэтому, плюнув на «это его жизнь», на стыд, неловкость, оторвал поцелуем от пола, от зала, от Гектора. Испанец испепелял взглядом: высчитывал, прикидывал, додумывал. И попросил о встрече.
Мендоза как Мендоза был мне на хуй не интересен, одним больше - одним меньше. Но поставить
Решение было принято: сеньор, похоже, правда любит его и станет неплохим партнером, другом, агентом. Сможет обеспечить молодому таланту самые лучшие условия для творчества и демонстрации этого творчества. То, чего не сумею я. Это не жертва, а рациональный подход, единственная помощь, которую в состоянии предоставить. Больно? Справлюсь. Джастин? Он тоже справится, в конце концов, чувство ко мне будет перекрываться мощным потоком других: любовь Гектора, возможности, друзья, лучшие дома Европы. Пять лет не тот срок, который определяет жизнь. Я не передаю его Мендозе, а расчищаю путь, окончательное решение, быть или не быть с испанцем, принадлежит Джастину и только ему, не мне, не сеньору. Сможет ли светский дон удержать его, убедить, покорить или Джастин пошлет его на хуй, выбирая третий путь - без разницы. Ему надо оторваться от прошлого, ограничивающего свободу, сужающего горизонт, - и я помогу...
...Теоретически решиться – непросто, но знаешь, еще есть пути к отступлению. Убедить себя, абстрагировавшись от личного, - реально. Начать действовать – мучительно трудно. Он звонил, я звонил, он рассказывал, я рассказывал… Не знаю, сколько бы еще раздумывал, но Джастин победил в каком-то там пафосном живописном конкурсе как «открытие…». Пригласил на вручение награды, я отклонил: «Середина недели… бизнес… сложности». Он сделал вид, что понял: «да, ничего страшного…», но тон не скрывал ни разочарования, ни упрека. В этот день и назавтра Джастин не звонил. Я тоже. Зато увидел в интернете новость: «…открытием года в… стал молодой и амбициозный художник Джастин Тейлор. Принимая награду, он поблагодарил миссис Кэролайн Груббер-Мастор за поддержку и участие, мистера Дэниэля Шорта за объективную критику и мистера Гектора де Медоза за внушение уверенности в победе. По словам победителя, эти люди помогают ему преодолеть неуверенность в себе, давая возможность двигаться вперед».
…Назавтра я был в Нью-Йорке. В этот раз встреча с испанцем проходила в ресторане, где мы условились о совместной игре перед Джастином.
Акт первый. Я и Джастин на улице города.
– С Шортом? Брайан, да у меня скорее на Квазимодо встанет, чем на него. Ты видел Шорта? Сто двадцать килограмм, лысый, вечно потный. Да гей он, гей, все знают, но никто не говорит. Шорт может только хастлера купить и то… Генри? Ну, подкатывал пару раз, несерьезно, за задницу подержаться. Гектор? Гектор…
Джастин замолкает и, да, я был прав, в его глазах снова тот же стыд.
– Расслабься… Моногамия в нашем пространстве отменена как рабство. Ну?
– Гектор… Дал ему отсосать. Ты же сам говорил, принципы не страдают.
– И все? А я-то надеялся на возбуждающий рассказ о том, как горячий северный парень трахнул холодного испанского сеньора.
– И тебе
– О, дорогой, без драм. Ты чего завелся? Я же не о чувствах, а о трахе. Поэтому, да, мне все равно. Как и говорил.
– Говорил. Помню. Но…
– Никаких но… Итак?
– Ну, Брайан… Гектор всегда сверху. Пришлось, вопреки твоим советами, "в рамках контрактов" трахать только самому, побыть снизу. И он, - Джастин показывает язык, - очень даже неплох.
Вспоминаю испанца, нанизанного на мой член, ага, сверху. Но информация не должна дойти до Джастина, не от меня уж точно. Потом представляю его, мечущегося под Мендозой, и думаю, что зря не захватил темные очки. Мой блондин отличный физиогномик, а уж техника чтения по глазам отточена им до мастерства.
– Брайан, ты ревнуешь? К Гектору?
– Иди к черту Джастин. Но советую не полагаться на испанские презервативы и требовать от дона пользоваться проверенными американскими. Освободи свою блондинистую голову от ненужных рефлексий. Ты приехал сюда раскрыть, показать талант, сделать имя, заработать. Трахнулся с Мендозой? И что?
– Хорошо, спорить не буду. Только ты кого убеждаешь? Меня или себя?
– Убеждаю? Ошибаешься, - констатирую.
– Брайан что случалось? Меня пугает твой тон. Понимаю, мы меньше времени проводим вместе с тех пор как у меня стало больше работы, мы чаще вдвоем на людях, чем наедине. Но разве не ты говорил, публичность - синоним успеха и мои картины достойны большего, чем стоять на полу в студии. Ведь ничего не изменилось. Я люблю тебя… И ты?
– Все нормально Джастин. Устал. Я рад за тебя и горжусь тобой. Все остальное неважно. А любовь… К слову о цели и средствах. Порой бывают ситуации, когда для достижения цели приходится жертвовать чувством. Оно не умирает, на время погружается в летаргию. Не цепляйся за слово «любовь», не позволяй ему вставать между тобой и успехом.
– Блядь, Брайан, ты что сегодня принял? Какая летаргия, какое средство, какая цель? Что за хуйню ты несешь? Очнись, я говорю о том, что люблю тебя.
Бросаю взгляд на часы, так, 15.15, мы подошли к обозначенному кафе, скоро выход Гектора. Киваю:
– Зайдем? Я не знаю, что это за место, но, думаю, кофе тут есть.
– Ты не ответил…
– Отвечаю. Джастин, ты дорог мне. И давай закроем тему. Я правда очень устал и хочу латте.
Акт второй. Я, Джастин, Гектор в кафе.
Едва делаем заказ, возле столика появляется Гектор, удивляется «случайной встрече», радушно приветствует, спрашивает, идем ли мы сегодня на премьеру, Джастин указывает на меня: «Потребовалось несколько часов, чтобы убедить его, но да, идем». Гектор предлагает увидеться там, напоминает "подопечному" о ближайших десяти днях, которые будут крайне насыщенными в творческом плане. Перехватываю взгляд испанца, он чуть заметно кивает, опускает руку в карман пиджака, поворачиваясь боком. Раздается звонок моего телефона, смотрю, недовольно морщась, стараясь, чтобы Джастин заметил «досаду». Он прерывает Гектора: «Кто?». «Синтия». Отхожу в сторону, делая вид, что разговариваю, заканчиваю громкой фразой: «Черт, я вылетаю. Когда? Через два часа? Син, знаешь, что раньше делали с гонцами, приносящими дурные вести»? Отключаюсь, подхожу к столу. Гектор прощается, но не уходит, присаживаясь за стойку.