Пятый угол
Шрифт:
– Брайан, проблемы?
– Да. «Миллз электроникс» категорически не устраивает лицо и завтра в 10 утра хотели бы видеть новый вариант. А я не настолько богат, чтобы разбрасываться миллионными контрактами и перспективами. Надо возвращаться.
– Кроме тебя никто не может урегулировать? Тед? Ты же обещал… Сегодня премьера, так хотел пойти вместе.
Целую его, обнимая за плечи.
– Извини, Джастин. Тед, увы, не сможет. Самолет
– Ебать такой... Нет, хорошо-хорошо, надо, значит надо. Но на уикэнд прилетишь?
– Постараюсь. Береги себя и…
Оглядываюсь на Гектора:
– Постой, может, сеньор де Мендоза составит сегодня компанию, он, насколько понял, тоже собирается.
Отсекаю рукой возражения Джастина, подхожу к Гектору и, наклоняясь к уху, тихо говорю:
– Не облажайся. И смотри, не обидь его.
Тот кивает с такой радостью и облегчением, что хочется дать испанцу в зубы, но негоже режиссеру бить исполнителя. Джастин смотрит на меня в упор, в глазах обида, злость, непонимание.
А я чувствую себя… мерзко, несмотря на "цель и средства", на выбор "за него для его пользы". Нахуй! Все правильно. От мягкого подталкивания Джастин будет постоянно рикошетить в мою сторону. Поэтому, столкнуть в подставленные руки Гектора. Ничего, что сам я четвертованный, ничего. Переживу, справлюсь.
Мендоза уже воркует с предметом своего обожания, Джастин нехотя, но отвечает. Подхожу. Целую. Прощаюсь.
Акт третий. Я в Питтсбурге.
Джастин звонил каждый день, и с каждым днем я на самую малость отстранялся. Молчал, когда он говорил «люблю», торопился закончить разговор, язвил, злился. Не переходил черту - приближался к ней и двигал его. Он не понимал: волновался, истерил, просил. В пятницу утром звонком предупредил, что смогу прилететь только на день воскресенья. Джастин промолчал. Он всегда был умным… Оставалось сыграть финал.
Акт четвертый. Я и Джастин в его нью-йоркской квартире.
Я прилетел только к полудню воскресенья. Когда вошел в студию, Джастин рисовал: размашисто, сильно, красиво, блядь, до одури сексуально. Иисус, Магомед, Будда, Кришна, Яхве, неважно, кто из вас, дайте мне силы не сорваться.
Развернувшись, Солнышко бросился ко мне на шею, потянулся к губам.
– Брайан, черт, как же я соскучился. Ты меня напугал этими разговорами. Решил проблемы?
Я отстранился. Я! Отстранился! От Джастина! Которого не видел неделю! Отхожу к противоположной стене.
– Джастин… Надо поговорить…
– Блядь, Брайан, как чувствовал, что-то случилось. Что?
Раз-два-три-четыре-пять…
– Я пересмотрел некоторые
Пока говорю, он опускается на пол, прямо на краску, обхватив голову, начинает медленно раскачиваться из стороны в сторону. Молчит. Продолжаю.
– Мы никогда не были моногамны и история со свадьбой, пойми правильно, это моя реакция на взрыв. Я не семейный человек, Джастин. С детства был одиночкой и хочу остаться им до самой смерти. Это – моя сущность. Блядь, да не молчи же ты.
Он не поднимает голову, говорит в колени.
– Я слушаю. Ты говоришь - я слушаю. И почему не удивлен? Всё?
– Нет. Самое главное, я понял, что не могу любить тебя так, как ты любишь меня. Банальность, но верная, чувствам не прикажешь.
Он поднимает голову. В глазах – пустота. Надо заканчивать. Еще пять минут и буду умолять его забыть всю сказанную чушь, валяться с просьбой простить. Нельзя. Он – сильный. Он – переживет. Все правильно. Правильно. Правильно. Правильно…
– Ты врал мне? И себе?
– Думал, что говорю правду.
– А сейчас? Думаешь или знаешь?
Хочу заорать «Вру»! Нельзя. Все правильно. Правильно. Правильно.
– Знаю.
– Но я же люблю тебя.
– Это самое ценное, что было в жизни. Но, Джастин, - я… я… я, понял, не люблю тебя. Прости.
Каждый звук – прикосновение горящим кончиком сигареты к нёбу. Он качает головой.
– Не верю. Я видел тебя, ты… нет, даже ты не можешь так притворяться.
Вскакивает, хватает меня за плечи, кричит.
– Это ради меня? Чтобы не мешать? Брайан, гребанный ублюдок, я знаю тебя лучше всех, не смей врать! Уходишь с дороги? Из-за Грубберов, Гектора? Да на хуй их всех…
Осторожно убираю руки, отхожу на шаг назад.
– Нет. Не ради тебя. Ради себя. Я эгоист, Джастин, всегда им был и буду. Да, я хотел тебя. Сейчас, прости, не хочу.
Все. Столкнул. Безжалостно. Внезапно. Больно. Страшно.
Мы смотрим друг другу в глаза, не отрываясь, не двигаясь. Он проводит руками по лицу, говорит громко, с размаху "загоняя иголки под ногти" и себе, и мне.
– Хорошо, Брайан. Ты сказал – я услышал. Зная тебя, понимаю, все серьезно. Не в правилах Кинни таким шутить. Так что попробую поверить. Уходи.
Я киваю.
– Не теряй себя.
– Ты тоже… Но, если привяжешь очередного девственника, не ври ему. Уходи.